– Ты откуда про таких знаешь?
– Многие когда-то были чужаками, сын Севера, – улыбнулась старица, смазывая рану на голове северянки травяной притиркой.
Больше вопросов Локка не задавал, только дивился, с какой любовью смотрит его дочь на только сегодня встреченную старицу.
Рогнеда постучала рукой по столу, привлекая внимание отца.
«Чем так пахнет?» – нарисовала она в воздухе вопрос.
Старица вопросительно глянула на Локку.
– Спрашивает, чем притирка твоя пахнет, – перевёл он.
– Ба, так это травы всё. Здесь и можжевельник есть, как тот, что у тебя в волосах запутался. И полынь, и тимьян. И кое-чего ещё, но то я только в своей избе тебе рассказать могу. Неча мужичью наши секреты слушать.
Рогнеда резко повернулась к отцу и сложила руки на сердце: «Можно?»
– Что можно? – удивлённо переспросил отец, но Рогнеду опередила старица.
– Да в ученицы ко мне она хочет, чего ж непонятного. Я, считай, сама предложила.
Локка беспомощно захлопал глазами, как сделал бы любой мужчина перед двумя сильными женщинами, которые чего-то хотят.
– Вреда, наверное, не будет, – наконец, выдавил кузнец, разводя руками.
Рогнеда, голову, которой уже перевязали чистым тряпьём, спрыгнула со стола и бросилась к отцу на шею.
– Но будешь уходить только, когда солнце за деревья перевалит! А по утру я с тобой упражняться буду, – строго добавил Локка, прижимая к себе дочь. – Если на помощь позвать не можешь, научу саму за себя сражаться.
Рогнеда восторженно начертила витиеватый знак в воздухе.
– Да, как валькирия, – обречённо добавил Локка.
– Вот и хорошо, сынок, это правильно, – проскрипела старица, доставая из котомки узелок с пирожками. – А это вам перед сном на зуб положить.
– Матушка, не стоило…
– Ба! Стоило, конечно! Не помню, когда угощала кого-то в последний раз, а это мне в радость.
Посмотрев, как названные сынок с внучкой уплетали за обе щеки пирожки, старица засобиралась домой, мол, ей ещё трав каких-то при новой луне собрать надо было.
Локка отправил Рогнеду на печь – засыпать, а сам отправился проводить гостью.
По дороге до избы старицы, он спросил:
– Почему ты её душу старой назвала?
Старуха причмокнула губами и ответила Локке только у двери в свою избу. А изба та была дальше от остальных домов, да ещё и скрыта раскидистой елью.
– Все мы в разное верим, сынок, не проси меня своей верой поделиться. Я к ней сама пришла, а тебе пока и собственных богов хватает.
– А в ученицы с чего немую решила взять? – выпалил Локка.
Старица улыбнулась одними глазами.
– Немая тайн моих никому, окромя тебя не расскажет. Да и пригодится ей наука моя. Поверь старухе, дочка твоя только пока – серебряная, а совсем скоро станет стальной да в огне калёной.
Локка вернулся в дом к беззвучно сопящей Рогнеде. Подоткнул шерстяное одеяло, провёл по замотанным тряпьём волосам, поцеловал прохладный лоб дочки.
– Ты не валькирия, не серебряная, не стальная, – прошептал он. – Ты Рогнеда, а на языке праотцов наших – это значит «советница в битве». И тот, кто будет вечность нуждаться в твоих советах, найдёт тебя сам…
Локка не знал, откуда к нему пришли эти странные слова в ту ночь под новой луной. Не помнил он о них следующим утром, да и вообще больше никогда не вспоминал.
Зато навеки их запомнила Рогнеда, проснувшаяся, едва отец вернулся в избу.
Запомнила и, порой, мысленно шептала себе ночами: «Не валькирия, не серебряная, не стальная, а Рогнеда…»
