С керосиновой лампой в кричащих очах
Пролетает сквозь лес электричка,
Словно лай петушиный взлетел и зачах
На груди у любви-истерички.
Следом лес отзовется горячкой простуд,
И петляют вдоль насыпи тропы,
На которых грибы возмущенно растут
И кривляются елей подкопы.
А и все-то пространство, которое вне,
Носит шорохи грустной пощады,
Продлевает стволов продвиженье во сне,
В толчее беспричинной досады.
Эта осень такая, что из году в год
В неизвестный ледовый период
Приглушенною палкой обиды ведет
По ольхово-еловым перилам.
Словно мост от меня, словно мост в никуда,
Словно бдение в миг прободенья,
Где рассыльные скачут, гудя, провода
С донесеньем к неведенью тенью.
А в осенних озерах застынет звезда,
Словно Божье на всех загляденье.
И невольно ты скажешь постылое «да»,
Отложив на века пробужденье.
Не люблю эту Родину, нет, не люблю.
Как скула по стеклу проскользнет: «Я скулю!»
Я не верю, не верю, не верю.
Мы когда-то сведем эти слезы к нулю,
Эту личную тягу к потере.
