Песня о братьях - страница 8

задобрены хозяйской речью,

умаслены цветочным ароматом,

жирующим на вражеских костях.

Подводной лодкой вытеснена серость

и в берег плещется: уложены луга

в такие свальные высоты,

что памятник любви к скоту

едва ль замедлит появиться здесь —

о цвете моря в силах рассказать

отдельный голос?

Прошедшиеся косами по травам

пропели в пустотелый дым костра:

нас ждут растения родных морей —

раскидистость безмолвий рыбьих,

дополненное зрение волны,

беззвучный перископный выпад,

растрата шороха, цветущего в векáх.

Какой кусочек моря выбран

тобою, перископ: пронзить

границу между водами и ветром?

Какой кусочек – неужель тот самый,

следы хранящий, что легко сошлись

с небесным отражением и всяким

лицом людским, глядящимся в покой?

Искали облака в рассветном небе —

в каких местах проделать вход

лучам, желающим узреть в пейзаже

основу времени, сгустившегося в звук

людских речей: стога укажут

запасливость, стремящуюся ввысь

в порыве пьедестальном.

Кусты глядят на реку, дозревая

до облачных плодов, но всё же

оставим шелесту нагие ветви,

пружинящие от людских касаний.

Акация в зарю не зря впивалась:

удержан миг, не впал в себя же,

наполнена словесная держава

доступным светом, знаньем анатомий.

А кто шуршит переносным полуднем,

теплом страничным тешит пальцы —

побудет в шкуре чтения, и всякий

по буквам разберёт строенье тела.

Что кроме гула в сердце у игрушек —

лишь снег, всё иссушающий, да омут ваты,

пустынная зима уютных бутафорий:

скрипучий белый пенопласт, ты – заготовка

снежка, круглеющего в детскую ладонь.

Засыпан в облако всеобщий наполнитель,

открытым говорением побудь, свобода.

Прожилки в листьях, обнимайте вязью

дневное зрение, освоившее сквозь

как способ знания, входящего в полесок,

а после – как предлог: в служебной речи

есть части, что блюдут регламент бунта

и распорядок строгого восстания: о них

века расскажут после детства

в глаза, стекляннее любых сосулек.

Следы реки, три века отступившей

назад, доступная продажа:

здесь можно выкупить права на имя

речного дна – и называться донным

скоплением предметов, ставших мутью,

а можно корабельный остов

берёзам навязать как образ счастья,

полёт натягивая птичий, словно снасть,

себя назвав пресветлый парус.

Насытятся недобрые приметы

и примут дань, перебегут дорогу

любую, но не эту, проторённую с востока

в слова: как славно перечень пополнить

обочин, вымытых дождём приречным:

забор есть путь для размышленья,

ступают мысли по жердям, вдыхая

идею разделенья, а за ними

какое время устремится следом?

Кошачий вой над рыбьими костями

сгущался, призывая поединок

как принцип древний, потому неинтересный

игре лучей над гаснущим компостом —

когда-то разожжённый запах тленья

пушистыми угля́ми перепрыгнет

ограду, скроется в соседской

беседе, в крик переходящей;

воскреснут рыбы, обрастая плотью световой.

Тряхнули на границе засыпанья

пейзажную нагретость, словно одеяло,

хранящее остатки прошлых снов.

Течение, конечно, многослойно:

сквозняк придонный, плоскость фактов,

придавленных всей водной массой —

не то, чего сердцам хотелось,

нырявшим в бесконечный стук.

Дыханье, станешь ножкой трона,

прозрачностью престольной упирайся

в покой грудинный, в мягкость живота,

в паху опору находя, в ступнях, в лодыжках:

всё тело, разраставшееся смыслом —

твой орган и твоя система,

не ограничивайся лёгкими, небесная стезя,

пока не нужно знать, куда течёт вода,

пока слова неявный означают берег.

Поверхность прославляя, силу отражений,

Назад Вперед

Песня о братьях - страница 8

Похожие книги