«Что это? – думал он, продолжая идти. – Что это за место? Это не просто вокзал. Это что-то странное, гниющее, где всё, что было, не имеет уже смысла, а то, что будет – не имеет никакой важности».
Платформа, этот негостеприимный зал, стала для него чем-то большим, чем просто пространством. Это было место, где каждое мгновение, каждый шаг был отчаянной борьбой с тем, что он знал и тем, что ему предстоит встретить. Это место, как и его жизнь, застряло в прошлом, не имея будущего, и было словно вечной тенью – размытым, неясным временем.
Мраморные колонны глушили свет, их жалобное, молчаливое существование казалось обречённым на забытьё. Тусклые лампы, вечно догорающие, как остатки выдохшихся идей, бросали на стены длинные, безвольные тени, растягиваясь по углам и исчезая в темноте.
Сергей взглянул на лица людей. Все они были чужды, каждый был частью того мира, который он не хотел принимать. В их глазах не было ни тревоги, ни волнения – только пугающее молчание, пустота, которая могла бы поглотить всё. Все они казались ему одним и тем же – механическими деталями огромного, беспощадного времени, где каждый был на своём месте, но никто не двигался вперёд.
И вдруг, как вспышка, в его голове пронеслась мысль: мгновение выбора, кажется, настало. Он понял это.
Но как понять, что значит выбрать, если не знаешь, что именно выбираешь?
Это было не осознание, а нечто глубже. Странное, тяжёлое чувство, которое, казалось, ощущали все присутствующие – но никто не мог его выразить.
Как всё это – вообще возможно?
Он открыл ячейку. Портфель с глухим стуком упал на пол. Он наклонился, чтобы поднять его, но в этот момент почувствовал, что что-то внутри него сломалось. Какой-то внутренний надлом, который он до сих пор игнорировал, вдруг нахлынул и парализовал. Он взял портфель, но руки у него были тяжёлыми, словно они не могли выдержать той боли, которая начала накапливаться.
Он увидел их.
Полицейских. Они появились как из ниоткуда, их фигуры были туманными, как бы призрачными, проявляясь, как старые фотографии, на которых ещё не успели сложиться контуры. Их взгляды – спокойные, почти невыразительные – были при этом такими пронизывающими, что он не мог поверить в их простоту. Они не сказали ни слова, не сделали ни жеста. Но этот молчаливый взгляд, казалось, стоил больше, чем тысяча обвинений. Он почувствовал, как его тело зажалось, как кольцо сдавливает горло, а затем, словно преодолевая сопротивление, он усилием воли замедлил шаг, как если бы не мог позволить себе идти дальше.
Он шел вдоль платформы – мимо поездов, мимо людей. Он двигался в промежутке между тем, что знал, и тем, что ещё предстояло встретить. В этом странном, пустом мире его шаги становились частью чего-то большего – его личного пути.
Портфель, стиснутый в его руке, был тяжёлым не только физически. В нем была вся тяжесть его пути – пути, который он должен был пройти, даже если он уже знал, что его судьба – не выбирать, а быть выбранным.
13
Явочная квартира встретила его отсутствием света, звуков и всего прочего, кроме пыльного холода, который он почувствовал прежде, чем переступил порог. Дверь закрылась тихо, но с таким же решительным финалом, как и всё, что случилось до этого. В этом движении было что-то окончательное.
Он осторожно поставил портфель на стол. Каждый его жест звучал как невидимый аккорд в этой мертвой тишине. Он расстегнул застежку и, как будто в ритуале, начал извлекать содержимое.
