Десять тысяч долларов в конверте.
Деньги были чужие, как и все остальное. Он на мгновение замер. Десять тысяч – это много или мало за новый маршрут? Всё в мире можно было купить за деньги, но что было бы, если бы именно деньги были тем, что ему не нужно было бы вообще?
В глубине портфеля его рука наткнулась на нечто неожиданное – часы. Массивные, тяжёлые, слишком дорогие, слишком заметные. Breguet Marine. Каучуковый ремешок гибко лёг в ладонь, чуть пружиня, как если бы и сам протестовал против неизбежного. Циферблат – глубокий, синие переливы, серебристые метки, острые стрелки с кружочками у самого кончика, отсчитывающие не столько секунды, сколько крошечные акты предрешённости.
Это были не его часы.
Но он всё равно провёл пальцем по стеклу – сапфировому, безупречно гладкому, как водная поверхность перед бурей. Наклоняя их под свет, он замечал, как тени извивались на корпусе, словно чужие мысли, которые теперь приходилось брать с собой.
Он завел часы.
Часы начали тикать. Секундная стрелка двигалась мягко, почти плавно, но её движения были безжалостными, отмеряя то, что нельзя было повернуть вспять.
Он застегнул ремешок на запястье.
Часы сели идеально. Как если бы они всегда принадлежали ему. Или как если бы он теперь принадлежал им.
Его пальцы коснулись фотоаппарата – Leica.
Современный, но в винтажном дизайне. Копия тех самых моделей, когда снимали ещё на плёнку. Всё, как у старых M-серий, когда каждый снимок был выбором, а не бесконечностью памяти. Он вспомнил, как когда-то, много лет назад, стоял в магазине и долго разглядывал такие фотоаппараты. Он даже подумал, что купит один, но почему-то не купил. И вот теперь этот фотоаппарат оказался у него в руках, в этом месте, в этой жизни. Как так получилось? Чёрный матовый корпус с серебристыми деталями. Тактильный, увесистый. Пальцы легко нашли рифлёное кольцо выдержки, крохотный рычажок затвора.
В боковом кармане портфеля оказался ещё один конверт.
Фотографии.
Он вынул их из конверта, с тревожным ожиданием, медленно, словно опасаясь, что они могут оказаться чем-то большим, чем просто изображениями.
Это был он. Но не совсем. Это был он, но совсем другой. Бритая голова. Его лицо было таким же, как у него, но в его глазах было нечто большее – уверенность, словно он знал, что всё, что случится с ним, уже предрешено, и от этого не было ни страха, ни боли. Он был как свидетель своего времени, как человек, переживший не одну жизнь в одной. И это было его лицо, только более прочувствованное, более изуродованное временем.
Какие-то люди на яхте. Странные горизонты. Камуфляж. Оружие. Фиксация другой жизни.
Он провёл пальцем по лицу на снимке. Незнакомая кожа. Незнакомый человек. Сердце сбилось с ритма.
Он продолжал вглядываться в снимки, и в них – в этих мозаичных фрагментах – он вдруг увидел зеркало в котором отражалось то, что уже нельзя изменить. И он почувствовал, что это уже начало менять его.
Сергей взял телефон.
Набрал номер.
Его голос был ровным, но внутри звенело напряжение.
– Скажите, билет с номером брони TMO111 действителен?
Механический голос из колл-центра не оставил места сомнениям:
– Да. Вы хотите сдать или поменять дату?
Сергей закрыл глаза. Пальцы сильнее сжали корпус телефона.
– Нет, спасибо.
И тут тишину комнаты разорвал голос Сэма.
То ли из телефона. То ли из памяти.
– Без тебя цепочка не работает, Ник. Тебя знают, тебе доверяют. Мир меняется. Быстро меняется. Китай, Индия, Ближний Восток, Африка… Всё держится на таких, как ты. На тех, кто ещё способен верить.
