В комнате тихо звучит ария Лоэнгрина – его любимая опера.
Голос плывёт, словно лебедь на чёрной воде.
Он опускает бритву в воду, стряхивает остатки пены с кожи.
В зеркале отражается новый человек.
Сергей проводит ладонью по гладкому черепу.
Чувствует прохладу.
Лёгкость.
Свободу.
Но внутри что-то ноет.
Под кожей – глухая боль. Старая. Упорная.
Он выключает воду, вытирает лицо полотенцем, делает пару шагов к окну.
Двор-колодец внизу заполнен дождевой водой, в которой отражаются оранжевые пятна света. Сергей смотрит вниз. Его лицо там, на поверхности, дрожит, ломается, исчезает в ряби.
А потом – трамвайный звон.
Далёкий, но ясный, пробирающийся сквозь шум дождя, откуда-то из детства.
– Шёл я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы,
Передо мною летел трамвай.
Он не знает, кто сейчас произнёс эти слова.
Голос в его голове. Голос из прошлого.
Или, может быть, просто ветер, играющий с его памятью?
Сергей медленно отходит от окна.
В комнате пахнет сыростью, металлом и чем-то новым.
Но пахнет ли свободой?
10
Всё началось с лица.
Сергей заметил его ещё в переулке несколько дней назад – короткая вспышка узнавания, но тогда не придал этому значения. Здоровый статный африканец, с глазами, полными внимательной и странной силы, взглянувшие на него так, будто они не просто видели, а как бы… расковыривали его, вытаскивали что-то скрытое, заставляя его обнажиться.
Его костюм был безупречно сшит, тёмный, с едва заметной полоской, тянущейся вдоль воротника и по карманам, придавая ему неуловимый, но заметный шик. Тёмная сорочка, скрывающая чёткие линии тела, полупрозрачные запонки с лёгким отблеском, как будто они были сделаны из небесного стекла. Его одежда говорила о невидимой, но мощной силе. Это были доспехи, но доспехи, оставляющие место для лёгкости, грации и неуловимой угрозы.
Это было мгновение, только мгновение, и он подумал, что ему показалось.
Он – или не он?
Возможно, просто совпадение. Случайный силуэт среди толпы?
В ночном клубе, среди рваного ритма музыки, пьяных разговоров и ослепляющих вспышек стробоскопов, это лицо снова появилось перед ним.
Он сидел у барной стойки, расслабленный, с едва заметной улыбкой, как человек, который никуда не торопится. Его взгляд скользил по залу с ленивой внимательностью, как будто он отмечал каждое движение, но не вмешивался.
Сергей не сразу понял, почему это его так задело. Это было не просто чувство узнавания. Это было что-то другое – предчувствие.
Почему? Почему он был так неспокоен? Почему вдруг это лицо снова, как привидение, пробудило его чувства, заставив их дёрнуться? Почему он сразу понял – он должен был подойти?
Он несколько секунд смотрел на него, потом, не раздумывая, направился к нему, пробираясь через людей, которые танцевали, смеялись, растворялись в ночи.
Когда он подошёл, африканец уже смотрел на него.
– Мы знакомы? – спросил Сергей. Голос прозвучал странно, как будто он сам ещё не понимал, что за этим вопросом скрывается.
Мужчина не ответил сразу, просто продолжал смотреть.
Его кожа была бархатной и тёмной, почти синеватой в вечернем свете, с едва заметным блеском, как у высеченной, выточенной из редкого камня фигуры. Его взгляд будто искал в глазах Сергея ответ. Он что-то искал. Может быть, он видел что-то, чего не видел сам Сергей? Или, может, он знал?
– Ты изменился, Ник, – сказал он, не улыбаясь.
