– Да кто ты такая есть? Подумай. Дура деревенская, которую я создал вот этими руками, – и он начинал трясти мать за плечи, пока она не падала без чувств на ковёр.
Нежнейшее создание – моя мать. Она быстро выходила из себя, от этого быстро сдувалась, как шарик. Ей нельзя было возразить, это расценивалось, как предательство, которое она принимала так близко к сердцу, что начинала демонстративно рыдать, тем самым сажая свои связки, что в свою очередь раздражало отчима. И так по кругу. Всем домашним было известно, что он вкладывает в мать миллионные суммы и дабы не обанкротиться, ему приходилось замолкать. За ее прямой спиной он делал все, что заблагорассудится, главное, что мать этого не видела или не хотела замечать.
– Хватит рыдать! – ходя взад-вперёд руки в брюки, раздраженно бурчал Оле-Оле. – Ну стерва, если посадишь голос, мне будет легче тебя придушить, чем получить страховку.
Да, голос матери был застрахован. Несколько таких застрахованных случаев было. Олег тогда все ноги обошёл, судился, ругался, ночи не спал, а суды выигрывал. Дошло до того, что ни одна страховая компания не хотела иметь с ними дело. Кому охота выплачивать компенсации по несколько миллионов рублей в год.
– Господин, ваше шампанское, – несмелым голоском, Маша поставила на стол поднос, боясь поднять глаза. Ей не хотелось смотреть на хозяина. Но он не спешил отпускать ее.
– Ну что? Что такое? Сильно задело? – похлопав несколько раз по спинке дивана, он подозвал её к себе, как собачонку.
– Нет, господин. Болит немного, но скоро пройдёт, – она сидела ровно, как натянутая струна, а внутри была так напряжена, что казалось еще минута и пружины выпрыгнут из обмякшего тела.
– Да расслабься ты, – резким движением он откинул её назад, чтобы она сидела, облокотившись о спинку дивана.
– Ваша пепельница совсем полная. Её нужно почистить, – она хотела было встать, но он жадно схватил её за руку и оставил сидеть рядом с собой.
– Сидеть! Кому сказано. Разве я тебя отпускал, глупая? – вцепившись в её колено сказал он и громко цыкнул.
Его рука медленно скользнула выше, вторая уже грубо массировала пышную грудь, которая от частого дыхания девушки то и дело поднималась.
– Вот так и дыши. Грудь наливается, как мне нравится. Да, мне очень нравится, крошка, и ты знаешь об этом, – выпалил он и раздвинул её ноги так, что ей от стыда хотелось провалиться сквозь землю. Это было видно по её смущённому лицу.
Ловким движением он сорвал с неё нижнее белье и положил себе в карман.
– Ну расслабься ты. Давай пошалим немного, ну самую малость. Ты такая аппетитная, – он уже не понимал, что говорит.
Пьяные глаза возбуждённого мужчины видели сейчас только одно. Крепко сжимая ягодицы молоденькой девушки, он жадно причмокивал, а его голова между её ножек то и дело поднималась и опускалась.
– Ты хоть и глупая, но вкусная, – рухнув на диван, сказал он. – Давай за работу, – дотянувшись, он шлёпнул ее по влажному животику, взял за волосы и потащил в свою сторону. Потом снова завалился обмякшим мешком на диван и расстегнул ширинку.
– Я хочу удовольствия. Детка, постарайся для любимого хозяина. Если зайдет Аннабель, сразу убирайся из комнаты, я все решу сам. Ну давай-давай, чего ты ждешь?
Что оставалось делать беззащитному созданию, оказавшемуся в лапах богатого дикаря. Да что там дикаря, настоящего чудовища. Всё, что он вытворял с девушками, здесь на моих глазах, я рассказывать не буду. Я устала. Устала носить эту боль в себе. С детских лет и до недавних пор я наблюдала эти жуткие сцены, в каждой из которой отчим себя проявлял, как зверь, которому было чуждо что-то человеческое. Мать знала о его оргиях, но даже не пыталась что-то исправить. Главное, что со временем Оле-Оле избавил её от необходимости принимать участие в его вакханалии. Наверное, за это она была ему очень благодарна.
