Петра - страница 13

– По паспорту? – как из пулемёта выпалила она и прибрала волосы под косынку.

– Да по-почему по паспорту? – попробуй от такого вопроса не опешить.

– Женя я Женя. Тётя Женя.

– Красивое имя.

– И муж мой, упокой Господь его душу, тоже был Женей, – она перекрестилась и погрустнела.

– Нас так и называли «Дядь Женя и тёть Женя». С вот этим кольцом меня и похоронят, – она показала тоненькое золотое колечко на безымянном пальце. Оно будто приросло к ней с мясом.

– Он давно ушёл?

– Куда это ушёл? Он умер! – огрызнувшись, ответила женщина и нервно поправила косынку, сделав узел покрепче.

– Я э-это и имела в виду. Ушёл из жи-жизни, я хотела сказать.

– Мой касатик так рано оставил меня одну. Но я не печалюсь. Со мной остались его детки. Наши детишки, в которых он души не чаял.

– У Вас трое де-детей?

– Что это ты так интересуешься? – женщина явно занервничала и еле заметно посмотрела в сторону котельной. – Моего старшенького ты видела на фотокарточке, маленьких видела дома. Что тогда спрашиваешь?

– Да э-это я т-так. Просто спросила и всё.

– Ты это, из дома не особо выходи. Мало чего там, – она опять посмотрела в сторону котельной и вся съежилась.

– Ну в общем я пошла. До обеда вернусь. А ты пока поспи или там чаю пошвыркай.

– Я лучше пройдусь. В до-доме очень ду-душно.

– Тогда одевай свои сандалии и айда со мной. Оставлю тебя у Петровны. У неё бар. А у меня ведь даже телевизор в доме не работает. Всё никак руки не дойдут Ивана позвать. Ну давай-ка скоренько собирайся.

По всему было видно, что она не хотела, чтобы я находилась в доме. Точнее, не в доме, а рядом с домом. Она была готова запереть меня в доме, или выпроводить за ворота. Что-то такое было во дворе такое, чего мне нельзя было знать, чего не нужно было видеть. Была там тайна. Была…

– Эй, вы тут что, все оглохли? – еле держаcь на ногах, в кухню кубарем ввалился Олег. Дрожащей рукой он нервно тряс пустой бутылкой шампанского горлышком вниз.

– Ни капли игристого вина. Ты что ого-огогл-оглохла, чёрт тебя подери!

Со всей силы он бросил бутылку в стену, где стояла прислуга. Осколки разлетелись по всей кухне. Я от испуга только и успела, что зажать обе ладоши в кулачки и заслонить ими голову. Меня почти не задело. Несколько царапин на локтях. Когда Олег ушёл кричать в зал, я открыла глаза и увидела, что белоснежный фартук Маши весь в крови. Ей осколками порвало щёку. Не понимая, что делать, я подбежала к ней и начала плакать, уткнувшись в её тёплый живот. Она оттолкнула меня и побежала в ванную за ватой.

– Мне нужно продезинфицировать рану. И где же в этом доме спирт, – ходя из угла в угол с бинтом в руке, повторяла она.

Состояние шока и необходимость как можно быстрее появиться перед хозяином в новом переднике с бутылкой шампанского, раздирали душу молодой девушки. Судорожно рыща по ящикам, она, наконец нашла пластырь и йод. Ей было- то всего двадцать три года. Прехорошенькое личико. Коренастенькая, но аккуратненькая и очень услужливая. Она работала у нас несколько месяцев, но уже хорошо изучила характер каждого из нас. Так же чётко она уяснила, кто в доме хозяин, а кто так… живёт «между прочим», просто по случайности. Как я.

– Мари, – снова голос отчима.

– Иду, господин. Уже несу, – дрожащими руками она поставила бутылку шампанского на лёд рядом с клубникой и неслышно закрыла за собой дверь.

У нас в доме почти всё делалось вполголоса. Повышать голос могли только они: Олег и Аннабель. Всем же остальным было заказано даже в мыслях громко выражать то, что внутри. Нам даже громко думать было запрещено. Порой мне казалось, что я научилась раньше бесшумно плакать, чем говорить. Не дай Бог потревожить Аннабель, или того гляди хуже, раздразнить отчима. С детства я получала тумаки только за то, что иногда во сне плакала, когда болел зубик или поднимался жар. Оказывается, няни должны были не только следить за тем, чтобы я спала, но и за тем, чтобы я спала спокойно, не издавая ни звука, который мог бы помешать чуткому сну Аннабель. Любой шорох, доносившийся из соседних комнат или из сада, приводил её в бешенство. А отчим начинал носиться по дому. Громко ругаясь нецензурной бранью, он кричал, что Аннабель совершенно нельзя нервничать, иначе это повлияет на связки и сорвётся концерт, в который вложены баснословные деньги. Это не мешало ему время от времени бурно выражать своё недовольство женой и выговаривать ей довольно обидные вещи. Всё в дома было предсказуемо расписано по событиям. На каждое событие соответствующая реплика, соответствующее выражение лица и соответствующее молчание.