Георг залез на кровать и уперся рукой в матрас, второй направлял член, глядя на меня с кривой улыбкой. Я закрыла глаза и расслабилась, ведь удовольствие было близко, оно обязательно придет. Георг водил членом по складочкам, тер клитор… как влажно было, как легко он скользил, пока головка не прижалась ко входу. Вот, самый сладкий момент. Я зачем-то закусила губу, смакуя легкие ласки Альберта и давление между ног. Он проникал неспеша, ввел головку и застыл с тихим стоном. Я приподняла бедра, только чуть-чуть, ловя слабые движения внутри. Хотелось спокойствия, и Георг дарил его, хотя казался жестким, и от его напряжения воздух словно сгустился.
Он медленно протискивался в узкое лоно, растягивал его и наслаждался этим. Я затаила дыхание, когда он вошел полностью, заполнил меня, а жесткие волоски прижались к клитору. Было так хорошо, так невыразимо прекрасно… Альберт шумно усмехнулся и погладил мою шею, грубыми ладонями будто обещая что-то необузданное, страстное и восхитительное.
Георг осторожно двигал бедрами, лишь слабо скользя внутри, и удовольствие не затмевало разум. Приятно, но все же мало, ведь яростные толчки Альберта не привели к заветному оргазму. Я бездумно вскинула бедра, хотела больше движений, больше влажных звуков и силы. Георг жмурился и тяжело дышал, вряд ли думая о моем удовольствии. Нет, он просто чувствовал отзывчивость и отвечал, толкался, замирая во мне, заполняя невероятно глубоко. Потом снова, снова. Толчки становились чаще, заминки — короче. Георг сжимал зубы и шипел, Альберт шумно втягивал воздух и водил языком по уху, даря ласку. Я не знала, на что обращать внимание — все было до одури приятным: движения языка по хрящику, движения Георга, который все стремительнее проникал в меня.
Напряженные соски просили касаний, это было невыносимо! Я выгибала спину, дернула руками и зачем-то повернулась к Альберту, и тот с готовностью поцеловал меня. Он делал это как-то… с обожанием, мягко обхватывая мои губы, гладя их языком. Я не могла отвечать, даже не подумала о таком, я просто упивалась происходящим. Грудь стиснули, не важно кто, ведь твердые пальцы властно сжали ее, ладонь терлась о сосок — так приятно. Лоно казалось горячим и набухшим, уже не способным различать легкие касания, и осталось только поглощающее удовольствие. До чего нехитрые действия: просто твердость внутри, а как сладко, как отзывалось тело и стремительно росло блаженство. Оно накрывало раскаленными волнами, одна за другой, одна за другой. Все исчезало, я не понимала, что было хорошо: язык Альберта во рту, пальцы на сосках, Георг толкался и вдавливал меня в матрас. Все сливалось в одно, терялось…
Георг терпел дольше и не мог насытиться так просто. Он сел и стал отвязывать мою ногу, но пальцы не слушались, мутные глаза не двигались. Внутри осталась только головка члена, растягивала вход — самые чувствительные места, и терпеть было невыносимо! Я вскинула бедра, только бы не выходил, только бы не терять упоительных ощущений. А Георг ничего не замечал, справился с одной лентой и потянулся к другой. Долгожданная свобода, наконец-то! Я обняла его ногами и притянула к себе, упрашивая снова войти, вернуть потерянное блаженства, но у Георга были другие планы. Без церемоний он закинул мои ноги к себе на плечи и стал звонко целовать левую щиколотку, гладить ее языком, и все это отрывисто, словно не понимая значения действий. Альберт сосал мочку моего уха, гладил ладонью живот. Мелочи стирались. Плевать на них, ведь Георг подался вперед и стал проникать в меня. Тело отвыкло от такого, мышцы под коленями заныли, но это казалось пустяком, и боль быстро забылась.
