В дальнем углу конторы внезапно заскрипела задняя дверь, и Савелий испуганно замер, пригнув голову ко столу. Он страшился привидений до зубовного скрежета. С трудом заставив себя оглянуться, он узрел в помещении, дурно ещё освещенном по случаю дождя и раннего утра, какое-то движение.
Дыхание его прервалось, молодой человек почувствовал, будто по спине прошлась чья-то холодная рука. Волосы зашевелились на его голове. И он начал мысленно набрасывать в уме прощальное письмо, обращенное к любимой Аннет, как он звал девушку, в своём воображении, уже представляя её своей женою. Сейчас он сразится со злой силою, что проникла без препятствий к ним в контору, положит свою молодую жизнь на алтарь победы с тьмою и навеки останется в памяти окрестных людей, своей любимой, а ещё строгого Демьян Устиныча, как герой. Схватив пальцами своими острое перо, чтобы использовать его в борьбе с приближающимся ворогом навроде меча, Савелий распахнул шире глаза, замахнулся уже было, чтобы сразить непонятную нечисть, но совершить ничего путного не успел. Ибо на колени его что-то нахально взгромоздилось, громко урча и постанывая.
Конторской кот Василий, толстый, щекастый и страшно полосатый, держа во рте своём убиенную им мышь, радостно сверкал чуть косящими к носу глазами, предлагая Савелию разделить с ним восторг от удачной охоты.
– Тьфу! Васька, шельмец, опять мне мышь приволок! – Савелий с досадою скинул тяжёлое тельце кота с коленей и отряхнул их от серой кошачьей шерсти. Кот, впрочем, ничуть не огорчился таким поведением своего старого друга, какого любил безмерно, а потому стремился угостить таким вот нехитрым кошачьи образом. Вскинув пушистый хвост свой от нескончаемой гордости собой, он поводил головой из стороны сторону, отчего мышиный хвост в его зубах скорбно закачался и медленно ушёл куда-то во тьму, прятать, очевидно, свой трофей.
Савелий проводил его глазами, улыбнулся и вновь поглядел на стол. Есть хотелось зверски. Но денег было в обрез, аккурат на калач, что он покупал в соседней булошной каждое утро, и, какой составлял в течение дня его завтрак и обед. Задарма в конторе наливали лишь чай, пахнувший старыми опилками и пылью, что предназначался для писарей. Сам Демьян Устиныч, сидя в своём, отделенном от помещения конторы кабинете, начинал день с кофею, какой, сваренный ему приходящим из соседней ресторации слугою, пил с видимой охотой, щурясь от удовольствия. Надо сказать, что пах сей напиток упоительно, вызывая у вечно недоедающего Савелия голодные нутряные спазмы. Баранка улеглась в его желудке весьма нетяжелым грузом, лишь раззадорив его молодой аппетит. Он тяжело вздохнул, повернул перо острым концом к бумаге и решился мечтать об Аннушке, чтобы не думать все утро о еде. Молодой человек осознавал, что мечта его о скорой женитьбе на предмете своей страсти бесплотна. Ибо на то требовались деньги. И немалые, коих у бедного молодого писаря отродясь не водилось. Все уходило на скромное прожитье. Потому, записывая решения волостного суда, он и принялся рассуждать мысленно о несправедливостях жизни и превратностях любви.
Стоя сейчас перед зеркалом конторского ватерклозета, юноша прислушался. Голоса городского головы и начальника конторы звучали отчего-то все громче. Оне будто бы спорили о чем-то. Савелий прислушался и вдруг услыхал с испугом голос Демьян Устиныча, обращенный, без сомнений, к нему:
