– Согласен с вами, Арсений Фридрихович. – Демьян Устиныч кивнул головою, будто соглашаясь с Мышко, а в самом деле желая его придушить сей же час. – Но мы с вами сильно отличаемся от этих древних людей, если вы не заметили.
– Да? И чем же? – Мышко надел пальто и теперь медленно застегивал пуговицы, желая услышать ответ.
– Мы не едем в повозке…
*
Аким постучал в калитку дома госпожи Прокопьевой. И ему отворили. Сама же она и отворила. Аким замер на пороге. Алёна Адамовна куталась в пальто, отороченное мехом чернобурой лисы, на голове ея была надета изящная шапочка из черной с серыми подпалинами смушки. Поверх шапочки накинут серый кружевной платок из тонкой шерсти. Генеральша гляделась очень хорошенькою.
– Аким! Замечательно, что ты пришёл! – Она улыбнулась, смущённо поправляя этот платок и неожиданно покрывшись густым румянцем.
– Дорожки засыпало, хоть чуток почистить надо. У меня сегодня людей не достаёт. Садовник болен, троих я в город отпустила по их надобности. Егорку, мальчишку комнатного, я даже просить не хочу, он едва от воспаления в лёгких оправился. Гувернёр митенькин слаб телом. Француз, что ты хочешь? Остальные все девицы молодые. Так что выручай, друг мой.
Аким улыбнулся:
– Как можно не выручить, барыня? Да я для вас завсегда на все готов.
И он поклонился, глядя на неё с тёплой нежностию, какую не сумел даже скрыть. Алёна Адамовна смутилась вновь. Большие чёрные глаза Акима смотрели на неё с восхищением. Он был не стар ещё, очень силен и держал себя с гордостию. Ей стало его жаль, зачем же он всего себя отдаёт такому неблагодарному занятию? И для чего он вообще здесь остался, когда мог бы поехать домой, получать жалованье уволенного с военной службы по ранению и найти себе более благородное занятие.
Ещё задавая себе этот вопрос, она понимала, что лукавит с собою, и уже знает давно на него ответ. Нет, она не ошиблась, догадавшись, что Аким неровно дышит к ней, и лишь из уважения к Алексею Алексеевичу, своему командиру, никак чувств своих не проявляет, сокрывшись под личиною простого дворника. Он хотел оставаться подле неё, видеть её каждый день и знать каждый её шаг. Он ничего не требовал и не просил, установив себе сам свое место. Терпел чужую волю над собою, тычки, выговоры и иногда даже рукоприкладство в отношении себя, но ни разу ничем, кроме теплоты во взгляде не выдал себя. Да и как такое было возможно? Кто он, а кто она? Большая часть жителей окрестных домов вообще, похоже, не подозревала даже, что у него могут обнаружиться какие-то чувства. У простого мужика? Нет уж, увольте!
Алёна Адамовна любила мужа. Сперва очень сильно, после чуть меньше, но с не меньшей радостию. Их сын, Митя, стал подарком ей. Первенцы ее, двое мальчиков, родившиеся прежде него, не дожили и до трех лет, и она смирилась с таким. Но вдруг девять лет назад узнала, что вновь беременна. И появился на свет Митенька. Она берегла его пуще глаза и более всего уважала тех вокруг, кто ласков с ея сыном. Алексей, даром, что родной отец, предпочитал, как он говорил, не делать из мальчика тряпки. Закалял, требовал развивать тело и дух, готовя ему военную карьеру, по примеру своей. У него были большие планы в отношении сына, которые теперь уже не осуществимы. Впрочем, с чего это? Если Митя пойдёт по стопам отца, она не станет такому противиться. Так же, как, если он соберётся служить по гражданской части. Лишь бы ему было хорошо.
