Письма с острова - страница 20

Мирра стряхнула улиток с живота и еще раз внимательно осмотрела свои впадины и закоулки, в темное время суток туда вечно протискивается всякое несуразное. Облако тумана поднималось по склону, оставляя дрожащие грозди искр на колючках пиний. Жадная щель солнца уже выглядывала из-под водного бастиона, заливая перламутром ракушки стен. Скоро на коврике песка вдоль залива появятся первые отдыхающие, Мирра сладко потянулась, она должна выглядеть изумительно. Первым появлялся жилистый старик в просторных купальных трусах и с полотенцем на шее. Он пробегал по тропинке слева от пляжа, спускался к беседке, бросал полотенце на перила, приседал и отжимался с десяток раз, после чего, промахнув лицо и грудь полотенцем, убегал обратно, так и не прикоснувшись к волнам. Лениво наблюдая за скольжением рыбацких лодок по дробящейся и колеблющейся поверхности, Мирра позавтракала свежими ягодами и печеньем. Лодки постепенно пропадали в калейдоскопе отражений, оставляя за собой призрачный шлейф чаек. Мирра еще раз проверила себя, узкими ладонями провела от ступней до бедер, и дальше, к торчащему наружу пупку, набухшим грудям, острому подбородку, носу, макушке. Чайки горланили уже у берега, пора была выходить.

Пляж заполнялся народом. Мимо нее промчались гикающие, как те чайки, мальчишки, простучали босыми пятками по усыпанной колючками траве. Пара молодых мамаш катила по тропе заваленные скарбом коляски, перекрестно наклоняясь и заливая их потоками патоки и елея. Добравшись до кромки песка, они бросили коляски и принялись переносить имущество ближе к воде – невесомые сумки, раскрывающиеся в просторные палатки, подстилки, полотенца, объемные сумки с памперсами, питательными смесями, соками, кремами от солнца, кремами для загара, кремами после загара, погремушками и журналами. Расположившись между другими палатками и зонтиками, они слились с гобеленом отдыхающих, уже подставивших солнцу лоснящиеся маслом пуза, зонтики шляп и гладкие макушки, сумрачные пасти палаток. Тут и там столбами торчали старожилы, загорелые до цвета шоколада. Улыбающиеся бродячие собаки лавировали между палатками и песочными замками, сооружаемыми малышами в стадии старательного отдыха. Энергично колотя хвостами, псы посносили верхушки башен и засыпали рты и глаза малышей облаками песка. Младенцы опрокинулись навзничь, под горячее дыхание и слюнявые пасти дружелюбных животных. Двухголосый рев разнесся по пляжу, и мамаши ринулись на помощь своим младенцам, растоптав по дороге остатки хлипких песочных башен.

Мирра спустилась к воде. Солнце уже ползло к зениту, и ее тень спряталась у нее под ногами. Две чайки, одна следом за другой, насквозь разрезали синеву и опустились на песок. Людской гомон заглушал вздохи волн. Ближняя кайма воды покрывалась кружевом пузырьков, та́ящих от земли и вырастающих заново со следующей тихой волной. Под ослепительной гладью, если бы кто решился зайти в воду хотя бы по щиколотку, можно было разглядеть стайки мальков и не то ракушки, не то камушки, наполовину утопленные в песке. Чайки вышагивали одновременно над гладкой сушей и в отражениях среди облаков.

Пестрый гвалт у нее за спиной стих, когда Мирра ступила в воду. Волна обняла ее ступни, она шагнула еще, рыбки бросились наутек, чайки поднялись в небо и исчезли в слепящей лазури. Мирра шагала с усилием, сопротивляясь долгим и сильным волнам, увязая в рыхлом песке. Наконец она добрела до глубины, где ей было по пояс. Дно здесь пряталось под густыми водорослями, обнимающими ее бедра, и она обернулась к берегу, где все они застыли, уставившись на нее. Она помахала им и целиком погрузилась в воду, подхватившую ее бережно, забравшуюся ей в глаза, и рот, и уши, и все складки и закоулки. Мирра опускалась все глубже, отдаваясь ласкам течения, скользила, крутилась и переворачивалась, наслаждаясь нежными кувырками, пока ее пуп не разорвался изнутри, и стая птиц с длинными белыми шеями выплеснулась из живота, пока она погружалась на дно, и вылетела из-под воды навстречу общему крику, разорвавшему пляж.