Письма с острова - страница 17



поедем! дороги всего полчаса.
мы выйдем из дома, сжимая в ладошках
пятак и копейку, копейку, пятак,
трамвай увезет нас в страну Понарошку
и круг завершит на знакомых местах.
и сердце замрет, напоенное вестью,
закроешь глаза, и ты в дальнем краю,
за окнами мчатся дома и созвездья
и странные дикие речи поют.
сосед незнакомый читает газету,
смеется, как кот, и дает прикурить,
я ехала с мамой, ему по секрету
ты признаешься, запутана нить.
мой город, мой дом на углу, пальма в кадке,
короткая юбка на маме, трамвай…
я просто играла в страну Понарошку,
скажите, куда это я забралась?
ведь это неправда, где мама, где пальма,
где рідная вулиця, что за трамвай?
light-tram колесит, как часы в Зазеркалье,
быть может, по кругу? я сяду опять.
поеду, поеду, раз девочка просит,
хоть сердце дрожит, проходя турникет,
вздремну на минутку, ведь мама разбудит,
как только покажется дом вдалеке

Письмо десятое

Мариан

Ты только не останавливай меня, не говори ничего. Я сказала, что расскажу. Мне нечего бояться. Мне восемьдесят восемь лет. Ты только не говори ничего, пока я говорю. Это долгая история. У меня были книги, это давно нужно было, чтобы читать книги, о которых я говорю. Их писатель написал.

Я была из бедной семьи. Тогда у всех были такие идеи, передовые идеи, у моих родителей тоже были, человечество спасти, понимаешь ли.

А потом началась война, и его убили, мне было три года, и мама мне сказала, отец ничего не скажет, но я все слышала. Я была понимающим очень ребенком, чувствительным, знаешь ли, как и родители. Идеи тогда были такие, вот и я тоже стала.

Я не боялась тогда. Он мне сказал пригнуться, и они меня не забрали. Никто из них не схватил меня. Пираты все попрыгали в море, а они мимо пролетели, только каркали. Потом парочка их села на палубу, как раз напротив меня. То есть они меня не увидели. Он меня накрыл парусом, и они меня не заметили. Только лапы перепончатые и крылья волочатся. Тоже перепончатые, и усы на мордах.

До войны еще. Я была молодой девушкой, книги читала. Моя мама, она ничего не знала.

Мы не были официально. То есть я никуда не записывалась, не вступала. Не было такого. Как сейчас, дипломы, удостоверения. Тогда у нас не было. Писатель про это все написал. Сима сама не знала, только подробности, она не знала, что я делаю.

Давление тоже такое. У меня в ушах все время гудело. Но это было хорошо для змей. Они все спали. Я могла бы их есть, но так и не решилась тогда. Змеи не были солеными. Они просто спали там, все это время. Не гнили, не просыпались. Я только вначале боялась их. Но она мне сказала, они нас не тронут. Но есть так и не стала, хотя очень есть хотела. Молодая была тогда.

Очень холодно было. Лед всюду. Вода в кружке застывала. Приносили кружку воды утром один раз и вечером. А пить все время хотелось. Кормили соленым, не разберешь, птица или рыба. Я думала – рыба, но там встречались такие косточки, как у птицы, и перья. Пить все время хотелось. Яичницу еще часто давали. Одно яйцо, не курицы, большое такое, тоже соленое. Я даже стенки лизала, лед слизывала. Хотелось пить.

В партии я не была, нет. Официально нет. Я пошла туда, потому что я знала Симу. Мои родители не знали, что я пошла к ним. Знаешь как, родители… Мама сказала: «Нет!». И я не пошла.

А Сима им не говорила. Я думаю, но я не знаю, мы все слышали эти истории, но мы же не говорили вслух.

Я ездила на юг, но я там ничего не делала.