Учительница села в кругу бывших школьников. Было видно, что она немного стесняется, что все теперь по-другому, и перед ней не те привычные ученики, а взрослые, решающие важнейший вопрос в своей жизни.
– Ну что ребята? – сказала Тамара Леонидовна, пристально всматривалась в еще совсем недавно детские и такие родные ей лица.
– Мне Саша сказал, что вы хотите сделать или сделали уже, я имею в виду заявление на фронт. Я не спала всю ночь, думала об этом, мне очень страшно, страшно за вас, и я не знаю, как теперь жить, ведь у меня больше же никого нет. Вы, это все что у меня есть – Тамара Леонидовна взяла паузу, чтобы отдышаться. Было видно, что эти слова даются ей с трудом, в зале повисла тишина, не нарушаемая ни одним звуком.
– Хочу вам сказать – продолжила она – я понимаю, что другого пути нет, и скорее всего этот путь придется полностью пройти. Вам и правда нужно защищать свою Родину. Знайте, я никогда не забуду никого из вас, буду вас любить и ждать. Помните, как мы договаривались, встречаться в школе 25 мая? Ребята, сдержите, пожалуйста, свое обещание, и возвращайтесь, непременно возвращайтесь все, живыми и здоровыми! – голос Тамары Леонидовны сбивался и переходил на всхлипывания. – И еще, я как могу и как помню, буду молиться за вас- проговорила она уже со слезами на глазах.
Ученики обступили ее, чтобы успокоить. – Тамара Леонидовна, не плачьте, ну не плачьте! Мы же вот, живые и здоровые-
пытались развеселить ее ученики. Мы же комсомольцы, какой молиться, нам молиться ни к чему! Мы же атеисты, неверующие.
Окончательно оживившись и подбадривая друг друга, ребята высыпали на улицу, и по своему обыкновению, не сговариваясь, пошли провожать Тамару Леонидовну домой.
На следующее утро Саша проснулся с тревожным ощущением неминуемого разговора с матерью. Он очень любил ее, и не хотел расстраивать, понимая, что невозможно предсказать ее реакцию сейчас, после ухода на фронт отца и брата.
Саша переживал, как мама и маленькая сестра Танюша останутся одни, кто им поможет в случае необходимости, кто позаботится о них. Он решил поговорить с матерью только после того, как придут документы из военкомата, и будет уже все окончательно ясно.
Потянулись томительные дни ожидания. На третий день несколько ребят, из написавших вместе с Сашей заявления, получили повестки с указанием распределения. На следующий день им нужно было явиться в сельсовет, и оттуда в областной военкомат.
Попрощаться пришли все одноклассники. Тамаре Леонидовне они решили не говорить, посчитав, что ей будет очень тяжело. Все обнимались, родители призванных плакали, ребята бодрились, поддерживали друг друга, пытались казаться спокойными и уверенными, но в их глазах то и дело мелькала тревога. Им, и тем, кто уезжал, и тем, кто пока еще оставался, становилось понятно, что все, о чем они говорили, реальность, и от них уже ничего не зависит.
Возвращаясь домой, недалеко от сельсовета, Саша столкнулся с Семеном Петровичем, председателем колхоза.
– Саша привет, как вы поживаете? – поинтересовался тот. – От отца или от брата весточка есть какая?
– Здравствуйте, Семен Петрович, нормально, нормально поживаем. Нет, весточек нет еще, рано. Они еще может и не на фронте, хотя мать, конечно, переживает, каждый день ждет- ответил Саша.
– Слушай, Саша, хорошо, что ты мне попался, тут такое дело- как бы извиняясь, сказал председатель – Сегодня утром на тебя повестку принесли.
