Комиссар. Но тут что-то дело не пошло, полночи бросали жребий, орали…
Командир. На рассвете Комиссар на меня с ножом кинулся, пришлось ему голову пробить…
Комиссар. И тут мы додумались!
Командир. Надо просто-напросто убить нашу любимую.
Комиссар. Ликвидировать, так сказать, причину всех печальных следствий.
Девушка (едва лепечет). Как – убить?
Комиссар. Как убить, как убить… Так, чтобы она никому не досталась.
Командир. Вы представляете, какая начнется жизнь, когда мы с ней разделаемся?
Комиссар. Мы же… Мы же вот… Обои поклеим свежие!
Командир. Купим участок. Огород разобьем.
Комиссар. Осенью банки закатаем…
Командир. Газеты выпишем!
Комиссар. Акций всяких накупим!
Командир. Прикипим душой к какому-нибудь сериалу…
Комиссар. Москва-реку в самом широком месте переплывем!
Командир. Мы будем целоваться с девушками…
Комиссар. Думать, мечтать, спорить…
Командир. Но для этого нам необходим топор.
Лежащая Дронова шевелится и ворочается под пледом.
Девушка (испуганно). А там у вас кто?
Командир. Утопленница.
Девушка. Отпустите меня!
Комиссар. Яблоко хотите?
Девушка. Не подходи! Ааааа! (Вопит, убегает.)
Комиссар пожимает плечами.
Командир. Истеричка. Хорошо, что ты на ней не женился.
Пауза. Тишина. Командир и Комиссар разглядывают Дронову.
Чума. Вот чума…
Комиссар. Замуж бы ей устроиться…
Командир. Пластинку допотопную с помойки притащила. А патефон-то, кстати…
Комисcap. Шшшшш! Тихо! Ну, слышишь теперь?
Раздается отдаленный стук.
Комиссар. Вот. Слышишь?
Командир. Оставь, бога ради. Так вот, патефон, оказывается, есть у Точильщика. Когда мы с ним вчера выпивали…
Дронова вскакивает как ужаленная.
Дронова. Ты пил с Точильщиком?
Комиссар. Она будет жить.
Дронова. Ты? С Точильщиком? Да ты знаешь, кто он?
Командир. Ну кто? Кто?
Дронова. Он… Он… Был завучем в моей школе! И однажды, когда я была во втором классе… (Умолкает.)
Командир. Ну? Ну что? Когда ты была во втором классе… Что он тебе сделал? Замечание? Не пустил в школу без сменной обуви? Заманил в пионерскую комнату?
Дронова понуро молчит.
Комиссар. Если бы у нас было окно, мы бы прыгнули сейчас на него и отгрызли бы ему голову. Да просто пристрелили бы…
Командир. Но идти по лестнице с седьмого этажа… Извини, подруга.
Дронова садится на диване по-турецки, кутаясь в плед.
Дронова. Странно. Выпила таблетки, от которых умирают. И ничего. Только голова разболелась.
Командир. А какие?
Дронова. Зелененькие. И розовые тоже.
Комиссар крутит пальцем у виска.
Командир. Ничего, подействуют.
Пауза. Дронова подбирает яблоко с полу.
Дронова. Яблоня была больная. (Ложится, отвернувшись к стене.)
Входит папа Командира. Он с авоськой.
Командир. Родитель проголодался.
Папа ставит на стол авоську, вынимает хлеб, колбасу, сметану, яйца.
Комиссар. Хотите вот портвейна, Владимир Николаич?
Папа. Я зашился, ребята.
Командир. Иди ты!
Папа начинает расстегивать ремень, молнию, стягивает джинсы.
Папа. Теперь это запросто. В медпункте, в метро.
Папа демонстрирует свою зашитость Комиссару. Тот восхищается.
Вот и все. Завязано. (Неловко смеется.)
Дронова (опять садится на диване). Больше всего жалко троллейбусов. Они такие большие, неуклюжие, медленные. Им тесно и плохо в городе. Тяжело. А все набьются вовнутрь и пихаются. Двери ногами открывают. Гадости гвоздями на стенах царапают. А если опять революция? Из троллейбусов баррикады делают, жгут их, бедных. А они милые. Дальние родственники слонов и бегемотов. Им нельзя жить в городе. Они должны мирно пастись на лугу у реки.
