Плач Вавилона - страница 12
И тут его словно ударило молнией. Или, возможно, это был просто солнечный удар, как он позже с иронией предположил. Но мысль, которая пришла ему в голову, была такой ослепительной, такой дерзкой и такой… логичной с его точки зрения, что он на мгновение забыл и о жаре, и о голоде, и о своем плачевном положении.
«А что, если?.. – пронеслось в его мозгу, заставляя сердце учащенно биться. – Что, если проблема не в башне как таковой? Не в гордыне человеческой, стремящейся дотянуться до небес? А именно в этом грядущем смешении языков? Ведь если верить Писанию, именно оно стало причиной провала. Но что, если это… это была ошибка? Неудачное решение? Божественное недоразумение?»
Он вскочил на ноги, возбужденно расхаживая взад-вперед по своему укрытию. Идея, поначалу показавшаяся ему бредовой, начала обретать плоть, обрастать деталями, выстраиваться в стройную, пусть и безумную, концепцию.
«Если я правильно понимаю, – продолжал он свой лихорадочный внутренний монолог, – то смешение языков было превентивной мерой. Чтобы люди, объединенные одним языком и одной целью, не натворили чего похуже. Но это же… это же неэффективно! Это как лечить головную боль гильотиной! Вместо того чтобы создавать хаос, который будет мешать всем и всегда, не проще ли было бы… оптимизировать сам процесс? Улучшить коммуникацию до такой степени, чтобы она стала идеальной? Чтобы не было никаких недопониманий, никаких искажений? Чтобы единая воля человечества была направлена не на разрушение, а на созидание? Но на созидание… правильное. Эффективное. Без этого вот первобытного бардака».
Его осенило. Та самая «шутка», которую он хотел провернуть, тот самый «вызов», который он хотел бросить – вот он, обрел конкретную форму! Не просто наблюдать, не просто выживать. А вмешаться! Исправить! Сделать так, как, по его мнению, должно было быть сделано изначально! Предотвратить смешение языков не для того, чтобы потешить свою гордыню (хотя и это, конечно, играло не последнюю роль), а для того, чтобы… чтобы помочь человечеству избежать этой лингвистической катастрофы! Чтобы башня была достроена! Но достроена разумно, эффективно, без лишних жертв и бессмысленной траты ресурсов.
«Это же будет грандиозно! – глаза Моше горели безумным огнем. – Починить то, что еще не сломано, но обязательно сломается по официальной версии! Стать тайным архитектором не просто башни, а нового, единого, разумно устроенного мира! Показать Ему, – он неопределенно махнул рукой в сторону неба, – как надо было. Что не хаосом и разделением нужно управлять, а порядком и пониманием! Да это же… это же просто гениально!»
Он рассмеялся – тихо, почти беззвучно, но смех этот был полон такого азарта и такой самоуверенной дерзости, что любой, кто услышал бы его, наверняка счел бы Моше сумасшедшим. Возможно, так оно и было. Возможно, это действительно был солнечный удар, помноженный на голод и отчаяние.
Но Моше так не думал. Он чувствовал себя так, словно впервые за долгое время обрел настоящую цель. Опасную, почти невыполнимую, граничащую со святотатством. Но от этого – еще более притягательную.
План начал стремительно формироваться в его голове. Ему нужны были знания. Ему нужно было в совершенстве овладеть этим праязыком. Ему нужно было понять его структуру, его логику, его слабые места. А затем… затем он начнет свою игру. Игру, ставкой в которой будет ни много ни мало – судьба человечества. И его собственная, разумеется. Но об этом он предпочитал пока не думать. Впереди его ждало великое дело. Или великая глупость. Время покажет.