Существо скрылось на дереве в кроне, и это тоже было неприятно. Я его не вижу, а меня видят. Но фея осталась спокойна, значит, так полагается, чтобы при свете дня бегали оборотни.
Из-под земли – так показалось – донёсся знакомый, век бы не слышал, голос:
– Постараемся сделать хорошеньких. Вроде Нин.
Не показалось. Только вековая, как деревья, выдержка помогла командору постыдно не подскочить от неожиданности, когда в трёх шагах из земли вылезла отрубленная голова Энки.
– Учтём пожелания власть предержащих.
Энлиль посмотрел на рыжую капусту и, повернувшись к Нин, осведомился:
– Ты пестицидами пользовалась?
Уже две лапы ухватились за края незамеченного лаза в металлическом кольце, утопленном в траве, и, подтянувшись, Энки повис в воздухе по пояс. Склоняя голову к плечу, он рассмотрел Энлиля.
– Таарищч инспектор пришёл? Ты показала, где у нас можно руки помыть?
Одним невесомым рывком он выдернул себя из лаза, и запрыгнул на траву.
– Или вы по части тараканов? – Подходя в раскачку, напомнившую Энлилю то, как двигалось существо, спросил Энки. – Ты показала, где у нас тараканы?
Он заложил руки подмышки и прошёлся в траве, шевеля носком возникший и покатившийся цветной мячик.
– Значит, красивых любите, командор.
В глаза заглянул, Энлиль не шевельнулся.
– Сделаем.
Энки поддел мячик и, подбросив его, подлетел вслед за ним и в воздухе ударил. Раздался свист. Энки проводил мячик, поглядел на задвигавшиеся кусты и повернулся.
Выражение лица Энлиля его удивило.
– Во имя Абу-Решита, – сказал тот, – остановитесь.
Тут же оборвал себя и подозрительно спросил:
– Что значит умнее?
Нин сухо ответила:
– Ряд навыков, которые в совокупности…
– Послушнее. – Понимающе перебил командор. – Ты учёный, в отличие от этого фигляра, могла бы и прямо сказать, какие навыки вы вырабатываете… Кстати, что он тут делает? Разве у тебя есть биологическое образование?
Энки возмутился.
– Да я – знаток биологии. Мардук, по-твоему, это что? – Он ударил себя в грудь. – А?
Энлиль заметил, как Нин зыркнула на Энки, испугавшись, что упоминание о детях для командора – розгой по сердцу. Но мысль, что его страдания обсуждают и жалеют его, была ещё противнее.
Так что деликатность Нин была хуже хамства Энки. Братишечка наглец восхитительнейший, пылкий, просто чудце якесь, по слову десятника, коего это свойство хозяйское само собой восхищало, как и все свойства Энки.
Энлиль отдавал себе отчёт, что стал изрядно нежнее за последние годы. Внешне наоборот. Стал ещё твёрже, спокойнее и увереннее.
Это началось в минуту ареста, усилилось после счастливого конца истории.
«Алмаз с червоточиной, – молвил тогда Энки. – Командор ваш. Он стал задумчивый, как нибирийская литература после высылки последнего властителя дум на полярные острова».
«Верно. – Печально сказала Нин. – Внешне-то он совсем другой».
Энки сделал руки ковшами у груди и покачал туда-сюда, мигнув Нин:
– Ну, что, покажем ему новое творение? – Командору. – Чтобы тебя утешить.
Нин пожала плечами:
– Ему всё равно. Да ещё арестует нас, и вправду.
Тем не менее, она оглядела Энлиля, надеясь, что в следующие полчаса он резко поумнеет, и отошла к помещению, похожему на кубик из её детского набора. Нин втянулась в комнатку, и дверь осталась полуоткрытой.
Энки отвернулся к деревцу, наклонившемуся острой верхушкой к самой траве, и закопошился.
– Прикрой.
– Ты что… ты что делаешь? – Испугался Энлиль и посмотрел на дверь, скрипуче засмеявшуюся над ним. – Нин увидит.
