Поодаль от древа, на радужной стороне комнаты, пыталась обуздать ветвь туле молодая Адриана. Непосильная задача. Пусть ее растопыренные пальцы – длинные, цепкие, но им не обхватить столь могучую перекладину растения. Охраняет вертлявую девчонку покорное существо – смешной щенок лесной собаки. Пес усердно тянется белыми лапами к резвым пяткам хозяйки, которые тем временем убегают к пояснице. Парочка выглядит нелепо, пытаясь достигнуть каждый свою цель. Вот только ни переживания смотрящего, ни земное притяжение, ни оковы бронзовой рамки не в силах помешать юношескому пылу попытать удачу.
Любопытно, синьору отбили от родового дерева из-за принадлежности к другой семье или она сама предпочла держаться подальше от унылого корневища?
Адриана заботилась о молодости асьенды, обставляя дом свежими цветами, амулетами, благовониями. А что сейчас? Непосещаемый музей воспоминаний. Документальная история возбуждает интерес. Я повелся на соблазнительную мысль: изучение хозяйства может стать отправной точкой к сближению двух мужчин. Спустившись на пару ступеней вниз, я окинул взором обеденную зону, возглавляемую старинными часами. Правее – пухлый холодильник у двери, слегка загораживающий окно. Осмотрел гостиную, обвешанную картинами, – их обязательно надо бы пошкрябать ногтем на предмет подлинности. Изучение приостановилось на диване – мебель заняла большую часть зоны приема гостей. В каком-то смысле мягкий, округленный дедушка-диван мне больше родственник, чем Винсенто. Лето далекого детства… Помню, как забирался на слишком мягкое изголовье, представляя себя капитаном подбитого корабля, а потом засыпал на подушках под песни Адрианы. Она пела о храбрых индейцах, о волшебных цветах, готовила гаспачо и рассказывала о бессмертном бизоне, который погиб у источника в этих краях.
* * *
Вещи не были распакованы. Осевшая дверца шкафа открывалась, царапая мансарду. Достав непомещающийся скоп одежды, я понял, в чем дело. За второй дверцей, покрытые тазом, засели три полки с зелеными помидорами. Помидор атаковал весь дом от кухни до дымохода. Проныры, любящие темницу, – одно, кусты с пасынками, шипами и пахучими листьями – другое. Паслен мной обнаружен в сундуке. Сейчас кому-то станет тесно. Попытка разместить пожитки не увенчалась успехом – ни боком, ни под, ни над.
– Под кровать суй барахло.
За спиной откуда ни возьмись появился он. Рядом меж ног вырисовывала восьмерку собака.
– Томаты не дозрели в жаре, росткам нужна комнатная температура, укуси олуха за задницу, Агата.
– Я не смирюсь. Я с вами не смирюсь, слышите? Чья возьмет, мы еще поглядим.
– С кем ты говоришь, Федерико-Густаво?
– С кустами. Они заняли сундук.
– И что, отвечают?
Винсенто поднялся на носках к потолку, шеей огибая мой стан.
– Можешь переселить растения под кровать. Хотя, по правде говоря, взаперти они куда молчаливее.
* * *
Прямо от моей комнаты было незанавешенное окно, выходящее на свободное от соседа пространство. Дом прочен, красив, вместе с тем местами непрактичен. Лестница пронизывает вертикалью этажи, стремясь от дымохода к подвалу. По незначительному наклону штурмовки затруднительно двигаться человеку, куда уж собаке-инвалиду. Следующий час был посвящен курсу обращения с собакой, а часовые стрелки между тем не добрались и до семи утра.
– Животное не следует спускать по крутой лестнице, заключая в надежные объятия. Занятие, скажу я, неудобное, неэффективное. Агата считает себя полноценной, и не надо ее в этом переубеждать!
