Когда хуторские казаки отправились из Актюбинска в Старый Хутор, на Урале уже прочно установилась печальная и унылая осень. Утренний сумрак иссяк, над степью встало прохладное солнце. Деревья в перелеске стояли, словно облитые разноцветными красками. Сухие листья, шурша, падали вниз. Ветер гонял по земле ворохи красных и желтых листьев, трепал потерявшую вид казачью одежду. В степи тихо шептались травы и громко кричали птицы.
Вечером осеннее солнце скатилось за горизонт. Из-под конских копыт крупными облачками летела пыль, покрывая всадников тонким слоем серой пыли. Дорога тянулась серой лентой то, выгибаясь, то выпрямляясь. Впереди за косогором показалась небольшая речка. Над самой дорогой висли могучие ветви старого тополя. Казаки приблизились к развесистому дереву.
– Стой! Здесь разобьем стан на ночлег, – спрыгнул с коня Перелыгин. – Лучшего места нам не найти.
Усталые казаки посыпались на землю как горох из мешка. Лица их были строгими и пыльными. Они выглядели как крестьяне после тяжелого труда на поле. Путь выпал долгим, казаки походили, разминая затекшие ноги, а затем начали выбивать из одежды мелкую пыль. Потных взмыленных коней расседлали и тут же отвели на водопой. Кто-то въехал на лошадиных спинах прямо в воду. Животные, подрагивая всей кожей и не отрываясь от поверхности реки, жадно хватали губами холодную воду. После этого напоенных коней стреножили и пустили пастись по рыжей траве. Тяжело дыша, животные стали рвать мягкими губами сухую траву.
– Умыться бы хоть в речке, – устало сказал Осип Шутемов.
Казаки, скинув с себя пыльную одежду, по росистой траве прошли к реке. На берегу поднялся шум и гвалт. У казаков поднялось бодрое настроение. Когда казаки вымылись, они натянули на влажные тела одежду и начали ставить палатки, а потом с шутками прибаутками натаскали сухих дров. На берегу взвился серый дымок, костер разгорелся ровным пламенем. Петр Вальнев повесил на огонь большой походный котел и огромный чайник и стал готовить горячий ужин. Осип Шутемов с Павлом Селениным, зашли в реку с бреднем и, раскинув от берега до берега, потащили его против течения. Иногда рыбаки выходили с бреднем на берег и вываливали на траву серебристую рыбу и снова заходили в холодную реку. Рыбешка в сеть попадалась разная, но в основном это были чебак и окунь. На берегу образовалась большая кучка из рыб.
Вскоре душистая уха забулькала, заплескалась через край и зашипела на раскаленных углях. Варево получилось густым с жирком и едко пахнущим рыбой. Из котла повалил вкусный парок. Казаки, перекрестившись, подсели к костру, тесно сгрудившись вокруг огня. Вроде бы все примостились вокруг костра, но места всем все равно не хватило. Казаки хватали ложками уху горячую пищу. Они ели, обжигаясь и слизывая с губ и ложек рыбий жир.
– Какая же вкусная уха братцы!
– Давно не хлебали такой ухи на свежем воздухе.
– Добрая ушица это-правда!
– Гляди лопнешь.
– От еды еще никто не пропадал.
Казаки ели уху так дружно, что у Павла сломалась ложка.
– Вот навалился, что даже ложка сломалась.
– Наверное, ложка плохая попалась.
– Или уха наваристой оказалась.
Следом запыхтел огромный кипящий чайник. Казаки отведали горячего чаю.
– Ну что, – улыбаясь, сказал Матвей, когда все насытились, – с доброй песней и путь короче, и жизнь краше, и смерть легче. Споем нашу любимую песню.
Усталость разламывала кости, захмелевшие от сытости головы, кружились. Глаза сами собой слипались. Костер источал тепло как добрая печь. Матвей Никитин, раздвинув меха гармони, откашлялся и с чувством запел сильным баритоном старинную уральскую казачью песню:
