Платон - страница 17
– Мне казалось, тебе нравится твоя работа, ты азартен и любишь побеждать, – сказал я.
– Любил, но победа победе рознь, – он опустил голову, и волосы закрыли его лицо. – Пусть я был наймитом и выполнял заказы – чем мне успокоить совесть? Тем, что я вышколенный киллер с М200, а не маньяк из переулка?
– Выходит, все-таки совесть… Любопытно. Людей пожалел? – спросил я.
– Чего их жалеть, им так удобно и выгодно. Это очевидно. Говорю же, я не фрейдист, чтобы искать истоки их инфантилизма. Мы работаем с готовым продуктом. Мы создаем им подложный мир, пичкаем образами и обещаниями, водим на поводке веры и надежды, рисуем завтра, куда они не попадут никогда. Наша цель – формировать стимулы, закреплять навыки, поведенческие реакции, которые передаются по наследству, во имя всеобщей кротости и послушания. Высокая, высокая цель, – сгримасничал он. – Не их я пожалел, себя пожалел, время убитое, способность видеть только видимое, черт бы ее побрал, ну и знания, которые, как меч самурая, в хозяйстве не пригодятся. А на войну я больше не пойду.
– Отвоевался, значит?
– Вроде того. На днях мне вручили губернаторскую грамоту за особый вклад в развитие общества региона. Я долго ржал над формулировкой, а потом напился и уснул. Приснился мне интересный сон. На холме стояли люди в белом, человек сорок, а я сидел поодаль на траве и читал ленту в телефоне. Им явно было от меня что-то нужно, но что – понять не мог. Видел, им скучно, и включил музыку. Она была грустная, и они заплакали. Взрослые, дети и старики утирали слезы. Они не утешали друг друга, а смотрели на меня с укором как на причину своей беды. Тогда включил веселую – и они бросились танцевать, как сумасшедшие, вскидывая руки, тряся головами, и прыгали, пока не выбились из сил. Я озадачился и нашел мелодию, которая вдохновляет меня во время работы, Uzh Melody. Они остановились, прислушались, привели себя в порядок и потом смотрели на меня долго, будто прощались. Взгляд их был ясный, светлый. Не сказав ни слова, они собрались и, взяв детей на руки, ушли. Видно, получили что хотели, подумал я и проснулся. Теперь этот сон преследует меня. Я долго думал и понял, зачем они потревожили меня, и хочу им это дать. Уверен, сон вещий и сбудется, – добавил Пашка.
– Сны и муки совести, толпа и музыка. Не знаю, но первая ассоциация, которая у меня возникла, – это твой проект с музыкой. Ты пробовал трактовать сон, а не воспринимать буквально? – спросил я.
– Иногда банан – это просто банан, Па. Люди вроде бы разные, но устроены одинаково, и в этом смысле мне подфартило. К тому же до них никому нет дела. Не то чтобы мне их жаль, нет, я все-таки эгоист, единственный ребенок и все такое… Когда я понял, что многое могу, я прислушался к тому, чего хочу, а хочу я выходить на улицу и видеть счастливые лица, а не унылые рожи. Фон хочу изменить – вот моя мотивация, – он криво улыбнулся и начал дирижировать стаканом, предлагая выпить. Я поддержал. – Представь, залез в сонник… – он увидел мою реакцию. – Нет-нет, подожди. Что-что, а человеческую наблюдательность я ценю высоко. Оказывается, видеть себя в черном – к смерти близкого. Типа траур. Белые одежды говорят о божественном вмешательстве в дела. Не нравится мне это, поэтому я буду понимать сон буквально: люди приходили ко мне за счастьем.
– И все-таки я не представляю. Это попахивает утопией, что-то совсем из рода фантастики, – я достал электронную сигарету и закурил за столом, чтобы не вставать к окну.