– Я проскочил станцию среднего возраста и следую к конечной. Новеньким мне уже не стать, – я поднял стакан, намекая на тост.
– А сколько вам? – отпрянул он.
– Пятьдесят. Сегодня праздную.
– Святой Оскар Вай… – восторженно воскликнул он, разводя руками, но я не дал ему закончить.
– Ляпнете про Дориана Грея – и я вылью кофе на ваш неприкосновенный столик, – я угрожающе занес руку со стаканом над раритетом.
– Понял, понял, не дурак. Мысль ушла и не вернется. Кофеек держите над коленками, пожалуйста, мне так спокойнее. Вот спасибушки, так сказать, – он задумался. – Честно говоря, вы меня огорчили. Я-то хотел кое о чем вас попросить, раз уж вам терять нечего. А теперь неудобно. Извините, что развыступался и прикалывался. Думал, мы на одной волне. И вы тоже… рипнуться… Люди вашего поколения по-другому говорят. В общем, сами виноваты. Ну, и я хорош. Но я уже извинился, – выпалил он и уставился в пол.
– «Люди вашего поколения» звучит так же эпично, как «а я в твои годы». При этом беседуют обычно придурок и старый дурак. По крайней мере, таковыми они друг друга считают, – отмахнулся я от его извинений.
– Да ничего я не считаю. Просто вы поставили меня в тупик, так сказать. Честно, не знаю, как такому, как я, говорить с таким, как вы, – признался он и медленно поднял голову, стараясь не смотреть мне в глаза.
– С каким таким? – спросил я и сделал глоток кофе, который казалось продолжал кипеть в стакане.
– М-да… Человеком почти вдвое старше себя, – ответил он.
– По-вашему, я старый? – меня раздражала эта тема.
– Сейчас я в этом не уверен, – признался он.
– В таком случае без купюр можно, на «ты» нельзя. Вас устроит? – остановил его я.
– Вполне, вполне, – согласился он скорее сам с собой, залпом допил кофе и, извернувшись, опустил стакан на пол.
– Тогда слушаю вас внимательно. Договор есть договор, – подстегнул его я, устроился поудобнее, а сам продолжал пить маленькими глотками, обжигаясь и размышляя о том, как он выхлебал эту лаву.
– Видите ли, я люблю историю, – начал он издалека, глядя поверх меня и потирая колени. – Преподавать неинтересно. Из года в год одно и то же. Но и она, если заметить, – одно и то же, только однажды – бац! – и кончится. А мне стало интересно, когда это случится. Нет, не так… Мне захотелось это увидеть, – он посмотрел мне в глаза. – Что-то подсказывает, я не доживу. В общем, задумался, как дотянуть, так сказать, и начал бить по всем фронтам: соваться подопытным в разные эксперименты, на курсы инъекций, сеансы микрополяризации и, главное, – в биопринтинг. Знаете? Нет?
– Простите, не интересовался, – почесал за ухом я.
– Понятное дело, вам ни к чему… Через год мне напечатают печень, потом остальное. Все, кроме мозга и кожи, обновят. Но для кожи использую крема, а для мозга – продвинутые ноотропы и микротоки. Я на верном пути. И я не толстый! – встрепенулся он и провел рукой по животу, попутно пересчитав дрожащие от натяжения пуговицы. – Это результат тибетской гимнастики, она увеличивает объем легких и благотворно влияет на весь организм, так сказать. А побочный эффект – как у пения. Вы видели оперных певцов, они пузатые. Вот и я тоже. Это не жир, а резервуар для воздуха. А еще я, конечно, не курю, слежу за холестерином и пью чайный гриб. Вы пьете чайный гриб?
– Нет, – замотал головой я.
– Зря. Он продлевает жизнь на три года. Я подсчитал, что умру в двести пятьдесят два года – задолго до конца света. Удручающая перспектива.
