Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2018 - страница 4



Слыша шипенье его.

И прогибаются спины,

Как колоски вдоль межи.

Словно бы хвостик змеиный

Вырос у каждой души.

Скромницы и недотроги

Вдруг оказались в грязи.

Ты не жалей их, Георгий,

Только его порази.

Не соблазнись на застолье,

Если, раздвинув народ,

Именно он с хлебом-солью

Выйдет к тебе из ворот.

Хроноскаф

Вдруг очнулись от краткого сна,

Как мужик за столом в общепите.

Хроноскаф отсчитал времена

И сказал, дребезжа:

«Выходите».


Светлый терем притих без властей,

Два холопа прервали беседу:

«Князь уехал стрелять лебедей,

Говорил, что вернётся к обеду».


Лебедей пострелять хорошо.

Покалякаем с князем ишо.

Как живёте, ребята-холопы,

На краю просвещённой Европы?


Сколько ступлено острых мечей?

Сколько ржи уродилося в поле?

Сколько умерло в год палачей

От инфаркта иль в горьком запое?


Слава Богу, живём, не таясь,

Но не сами по жизни решаем.

Перед Богом в ответчиках – князь.

А Европу мы не обижаем.


Князь заходит, хромая, с клюкой,

Несуразный и злой человечек.

Вот такой, вот такой, вот такой —

И отец, и судья, и ответчик.


Держит в памяти крепче всего,

Как народ прокричал ему славу,

И как плечи дрожали его,

На себя принимая державу.


Он изрублен, коварен, жесток,

Обернётся то тигром, то змеем.

Он – один.

Пожалей его, Бог.

Мы другого пока не имеем.

Снежные мысли

Он нас задумчивостью лечит,

Неторопливый, мудрый снег.

Ведь каждый русский человечек —

Отчасти снежный человек.

Мороз проглатывает речки,

Берёт Европу в оборот.

А мне тепло на старой печке.

И хрен меня тут кто найдёт.

Мне надоело спорить с жизнью

И со жлобами пить вино.

Пущай живут в капитализме,

Мне тут, на печке, всё равно.

Пусть отбирают всё до крошки,

Отдам и ручку, и тетрадь.

Но грустный снег в моём окошке

Никто не может отобрать.

И в час, когда я отстрадаюсь,

Покинув тягостную плоть,

Я русским снегом оправдаюсь

Перед лицом Твоим, Господь.

И Ты простишь мне хмель рассветов

И сигарет дешёвых смрад.

Поскольку снежных человеков

Осталось мало, говорят.

Серебро

Когда замру

В оцепененьи сладком,

Тогда пойму,

Что, как бы ни писать,

За чёрным сайтом

И за серым сайтом,

За белым сайтом

Есть небесный сайт.

Он рассылает

Капли, зёрна, крошки

И жгучие снежинки серебра.

И там уже давно

Мерцают строчки,

Которые приснились мне вчера.

Грехопадение

Мы долго падали с небес

К земле, трясущейся от гуда.

Стонала речка, плакал лес,

Когда мы падали оттуда.

Мы – нечисть, нежить. Мы никто.

Страшнее страха. Тьмы темнее.

Никто не спрашивал: «За что?» —

Оно Всевышнему виднее.

В провале средь зеркальных скал

Нас облепила гниль сырая.

Один рычал, другой рыдал,

Обличье зверя примеряя.

С тех пор мы – грешных душ ловцы —

Глядимся в зеркало всё реже.

Нам поклоняются жрецы,

На алтаре младенцев режа,

Чьи души примет Бог, любя,

За поколеньем поколенье.

Но каждый бы из нас – себя

Зарезал ради искупленья.

Плачь, павший ангел, лютый бес.

Неужто кровью захлебнёмся?..

…Когда мы падали с небес,

Мы думали – что мы вернёмся.

* * *

Коснётся крылом в одночасье:

– Будь счастлив, душа-человек!

Летит перелётное счастье

И перья роняет на снег.


И пёстрые, как папуасы,

Они замерзают в пургу.

Подходят к ним снежные барсы

И нюхают их на снегу.


И щурятся ветру вдогонку,

Рычат на своих же щенят.

Понуро отходят в сторонку

И нервно хвостами стучат.


А тот, что остался за морем,

Душа-человек, может быть,

Поймал перелётное горе

Да так и остался с ним жить.

* * *

В могиле неизвестного поэта,

В которую мы ляжем без имён,

Мерцают рядом свечка и комета,

Сроднившиеся после похорон.


Мы не прошли в анналы и в журналы.