Какие мы с тобой изведали края!..
Спасибо же за всё, за все твои подарки —
Красавица моя!.. Любимая моя!..
…Ты таешь,
Недоуменно улетаешь,
На летном поле оставляешь
Мужчин, тебе глядящих вслед…
Их нет.
Они ушли с аэродрома
По дружбам, службам и по жёнам,
И я один – не пьян, но болен —
Остался там, на летном поле,
На много лет.
Откуда б ты ни улетала,
Повиснут городов провалы
Во времени, в судьбе моей;
Насколько б ты ни прилетала,
Любимая, смертельно мало
Минут и дней.
Когда-нибудь – когда-то – было —
Нам лето в спины, в лица било,
Срывало с мест, дразнило волей —
И хоть была погода летная,
Но всё ж сажали самолеты мы
На летнем поле, летнем поле…
(Ещё мы не обручены,
Друг друга мы ещё не знаем,
Аэрофлоту жизнь вверяем,
Не зная, что обречены…)
Ты таешь, не успев проститься,
И не оглянешься назад,
Где филармониевой птицей
Пою за девять пятьдесят…
…И медленно, и медленно,
Покачивая крыльями,
Покатится мгновение,
В которое не жили мы…
«И были друзья – их мало…»
И были друзья – их мало.
И были враги – их много.
И рифма моя хромала,
На ту, иль другую ногу…
И в этой неровной жизни
(то рыжая, то – брюнетка)
Не очень любил я ближних,
И дальним грубил нередко.
Любил – голубик-смородин
Таежную раннеспелость…
И был я почти свободен,
И пел, когда сердцу пелось.
(На мотив Г. Табидзе)
Ожило сердце… И – вздрогнул, очнулся я,
И не узнал я себя, полуночного…
Скоро ль ты кончишься, мгла беспросветная,
Чёрная ночь, уходи, не морочь меня!..
Боже, не хватит ли? – сызмала мучаюсь
В медленном пламени, в чёрной пустыне я…
О, отпусти меня, мгла беспросветная,
Ночь безысходная, брось, отпусти меня!..
Всё забываю… И плачу о прошлом я…
Поздно. Прощай, моя юность печальная…
И проклинаю я мглу беспросветную,
Чёрную ночь разрываю плечами я…
Ожило сердце… Душа обновлённая
Птицею рвётся к рассвету молочному…
Прочь! Не морочь меня, мгла беспросветная,
Чёрная ночь, уходи, не морочь меня!..
«…И защититься больше нечем…»
…И защититься больше нечем
От всех обид и одиночеств,
Как сесть к огню в ненастный вечер,
Открыть «Египетские ночи»…
«Есть что-то такое, что выше всего…»
Есть что-то такое, что выше всего —
Кто знает, что это такое?..
И надо, пожалуй, уехать в село
И жить в тишине и покое.
Ходить на охоту, стрелять глухаря,
Как в детстве стрелял куропаток…
И свет в своем доме гасить, уходя.
Пора привести все в порядок.
Жениться. И школьным учителем стать.
Столичных гостей сторониться.
И Пушкина, будто впервые, читать,
И плакать над каждой страницей…
Слышу далёкие я голоса,
Вижу чужие огни по Вселенной…
В жизни такая пошла полоса —
Еду я в Грузию на поселенье.
Серым затянет последнюю быль,
Поезд отправится в сонную небыль…
Мог ли я птиц этих мокрых забыть?..
Книги намокли, и были нелепы
Все, кто пришел проводить меня в путь —
Блок был печален, курил с Меламедом,
Хлебников буркнул: «Пиши, не забудь…»
Осип Эмильич грузинским поэтам
Передавал всем поклоны, приветы,
Книгу с конвертом для Тициана…
Тучи тяжелые плыли густые…
Света Максимова тоже грустила,
Но не меня целовала, а Яна,
Долгую песню тянул Улзытуев,
Хро́лова дула в трубу золотую…
Я оставлял их на мокром перроне,
Я их жалел и любил почему-то…
Пушкина не было, Пушкин был болен,
Но Бенкендорф на перроне шпионил,
И разгоралось московское утро…
С. Злотникову
На столе – Руставели… Илья…
Путешествия древнего грека…
Это – комната. Это – семья:
Человек и жена человека.
Желтый чайник на синем огне…
