Пленники - страница 42
– Эля!.. – Он целовал её и одновременно отталкивал. – Эля, подожди! Не надо, прошу тебя!..
– Что? – Она в тревоге отодвинулась. – Что-то не так, тебе нехорошо? Прости! Ты сказал, что ты в порядке…
– Да нет, – он успокаивающе провёл рукой по её волосам, – я правда в порядке! И ты тоже нужна мне. Но дышать очень больно – это из-за ушиба, рёбра просто ломает.
В глазах Эллы отразилось сострадание.
– Прости… Я не подумала. Точнее, я подумала, что так тебе будет легче, что это тебе поможет.
– Поможет – чуть попозже. Но, Элька, пожалуйста, давай не будем здесь! Просто я ненавижу больницы. Не здесь, хорошо?
– Да… Да, конечно, – безрадостно согласилась она, – здесь не лучшее место…
– Потерпи, – Андрей застегнул на ней платье, – меня скоро выпишут.
– Правда?
– Да: так сказали. Дней через несколько. И я вернусь домой.
– Ладно. Ладно… – Элла снова заплакала, припав к нему. – Нет, я не поэтому!.. На самом деле я счастлива: я так боялась за твоё лицо! – призналась она. – Боже!.. Только не лицо!.. Ну, как же?! Это было бы так несправедливо!
– Ну всё… – Он снова погладил её, прижимая здоровой рукой к груди. – Не надо больше плакать. Ты видишь: нет ничего страшного. Ни с лицом, ни вообще, только одна эта царапина! Всё нормально. И скоро я буду дома.
– Я буду считать часы. Хочешь?
– Часов будет много. Лучше дни: они пройдут быстро.
Она возразила:
– Нет, дни – это легко.
– Ну, как хочешь, – улыбнулся он. – Как тебе больше нравится.
– Часов каждый день будет становиться меньше.
– Договорились: пусть будут часы.
– Ты только поправляйся. Я ведь так тебя жду!
– Я помню. Я тоже тебя очень ждал. Всё время ждал… – Он задержал её на несколько мгновений, но потом отпустил. – Не расстраивайся: мы скоро будем вместе. И не здесь.
Элла ушла, и Андрей остался один, врачи на сегодня запретили посещения. Но он больше никого и не хотел видеть. Мама сказала, что приезжал отец… Но, конечно, не зашёл – «не хотел мешать осмотру». А с чего бы он заходил? Милая, добрая мама! Она просто жалеет его, как жалела в детстве, и так же утешает выдумками, пытаясь защитить от горькой действительности. На самом деле хорошо, что никто больше не приходил и не придёт! Андрей был усталый и измученный и сильно покривил душой, говоря Элле, что чувствует себя нормально: плечо ныло, кружилась голова, боль в груди по мере ослабления анальгетиков становилась просто адской. Но встреча с Эллой оживила его, заставила не жалеть себя, а встряхнуться, чтобы набраться сил и вернуться. К той точке отсчёта, на которой вчерашним вечером остановилось его движение. И домой. «Люди всё-таки неисправимы, – подумал он. – Совсем недавно я едва не погиб из-за того, что думал о доме и Эле. А вот выжил – и, как мне сейчас не плохо, снова думаю о том же. Ты жди меня, Элька. Можешь не считать ни дни, ни часы – они всё равно пройдут, – просто жди меня». С этой мыслью и с этой мечтой он заснул.
Андрея действительно не обрадовала бы встреча с отцом. И действительно всей душой он ненавидел больницы. Причина тому лежала не в страхе перед медицинскими процедурами и физическим страданием, а именно в собственном отце. «Стараниями» последнего больница стала для него источником и олицетворением совсем иного рода боли, обиды и унижения. Отец по специальности был врачом, работал в поликлинике, где и завёл связь с докторшей из того же отделения, которым заведовал. Поначалу втайне, но потом тайна перестала быть таковой – кажется, он сам рассказал маме, то есть своей жене, что у него есть женщина, что он живёт на два дома, и там у него всё серьёзно, а не какая-нибудь интрижка без обязательств. Иногда он днями не являлся домой, но потом приходил, и вёл себя так, как если бы никакой любовницы не было. А потом уходил снова. Всё отделение знало, что у него с этой бабой «любовь», что они, по сути, семейная пара, а законную семью он хранит вроде как из благородства. И всё отделение верило в это его благородство и великодушие, восхищалось им и даже сочувствовало ему: надо же как, мается, режет себя ножом по сердцу, а вот печётся, поди ж ты, и о нелюбимой больше женщине, и о сыне от неё.