На эпичной ноте обрывает наш зрительный контакт и
оставляет меня одну на террасе.
Я подхожу к высокому окну и смотрю на вечернее небо.
Глубокий вдох. И знойный ветер в груди сменяется
живительным дождиком. В мёртвой пустыне распускаются сады, обещая рай. Сердце
кружит, поёт и танцует под дождём…
Что со мной?
Ничего, казалось бы, не изменилось. Прошлого не вернуть.
Любовь не воскресить. Пути обратного нет. Я не готова прощать!
Но…
Если действовать «от противного», то последнее чего я
хотела бы — чтобы Хороший сделал предложение Руслане. Она ведь не думая
согласится. Фактически со школы мечтает стать Хорошей.
Помолвка Яра, свадьба — эти мысли искрят в моей
голове, как молнии в грозовом небе.
Как так Жаров и Макеев сошлись во мнении?
Родион Мстиславович на сегодняшний ужин сам лично
надел на мою шею колье-подарок, с целью подсластить пилюлю и отправить невербальное
послание Яру.
Впустую… Хорошему всё равно…
Теряюсь в своих размышлениях, сомнениях и, услышав шум
за дверью, сбегаю в самый укромный угол терассы.
Не хочу, чтобы меня тут видели. Не хочу возвращаться в
зал.
Замираю, врастая в стену за здоровенным фикусом в
кадке. Уношусь взглядом в небо за окном, в поисках звёзд, каких-нибудь
сигналов, ответов…
Блин, не сидится же кому-то за столом!
Не дают побыть одной.
Уверенные шаги. Открывается окно. Чиркает зажигалка.
Кто-то жадно затягивается сигаретой, будто ждал этого
полвечера, и вот, по-видимому, наступает облегчение, он выдыхает со словами:
— Долго там стоять собираешься? Детский сад, ты бы ещё
под столом спряталась.
Яр…
В моей груди вспышки характерные для ядерных взрывов.
Сердце превратилось в растущий огненный шар.
— Я не прячусь, — на ватных ногах выхожу из укрытия. —
Ты куришь?
Задыхаюсь не от табачного дыма, а от того, как мы
вонзаемся взглядами друг в друга.
— Закурил. — смотрит на меня сверху вниз, с таким
выражением лица, словно оценивая, насколько я достойна его внимания.
«Просто… Дай надежду!» Просто? Надежду?
Не знаю какие там уцелевшие мосты имел ввиду Макеев,
которые якобы не сожжены. Если бы такие и остались между нами с Хорошим, я бы
их взорвала к чертям!
Ощущение, что у меня шею и грудь опалило пламенем,
заставляет вспомнить о колье с колечками. О символе наших разрушенных клятв.
Какая-то дикость меня охватывает.
Хочу снять… Нет! Сорвать и швырнуть в его каменную
мину.
— Надо было давно его вернуть, — поднимаю руки и,
нащупав застёжку под волосами, пытаюсь расстегнуть колье.
Как назло, пальцы не слушаются и трясутся. Ничего не
получается.
— Да не надо. Я и не думал, что оно ещё целое.
— Я случайно не отдала его.
Тороплюсь поскорее избавиться от дорогущего подарка,
будто это последний несожжённый мост.
— Я не предал этому значения. Говорю же, не суетись. —
хрипит Хороший, едва заметно шевеля пересохшими губами.
— Возьми-возьми!
На нервах не знаю, как унять тремор и как не сломать
долбанную застёжку.
— Зачем? Мне оно, как рыбке зонтик. Если тебе тоже не
нужно — выброси.
Предлагает так легко, можно подумать, у меня на шее
висит какой-то ничего не значащий мусор.
— Девушке своей подари, пусть она выбрасывает… —
вкладываю в бредовое бурчание все свои тягостные и болезненные эмоции. — Помоги!
У меня уже слёзы и в глазах, и в голосе.
Хорошего, чуть-чуть повело в сторону, как пьяного, или
это у меня самой картинка поплыла в сознании, но он вроде стал бледнее.
