– Где же интересно сейчас эта дура? – спросил Лука.
– Ты о ком?
– Ну конечно, о партийной дочке, а не о твоей же красотке Жанне.
– Её отец определил в музыкальное училище, – сообщил Платов. – Лет через несколько будет в детском саду пение преподавать.
– Она же и в музыке ни бум-бум, – хихикнул Лука. – Её даже на школьные концерты ни разу не приглашали. Наверное, этой кильке аккордеон тяжело держать?
– Не будем загадывать о её будущем, – остановил Вовка. – Лично она меня не интересует, но я знаю одно: пока её папа у власти, он найдёт, куда пристроить своё чадо.
– Скорее всего, чудо, – засмеялся Лука.
Около кинотеатра друзья расстались. Встречи их станут редкими, так как отцу Луки дадут четырёхкомнатную квартиру в другом районе, и к Новому году они переедут. Платов помогал им грузить и разгружать вещи во время переезда. А перед последним рейсом Лука вручил ему солидный пакет.
– На, вдруг пригодится.
– Что это?
– А это дамский текстиль, за который нас клевали красивые тёти.
ГЛАВА 8
Советский Союз рухнул, словно карточный домик, рассыпавшись на пятнадцать осколков независимых государств, но эта геополитическая катастрофа не помешала двум друзьям завершить учебу. Платов, упрямец с горящими глазами, одиннадцатый класс закончил с золотой медалью, вопреки уговорам учителей и родственников, твердо решив воплотить свою мечту – поступить в педагогический университет. Свою сияющую награду он явил приятелю лишь на закате лета, вызвав у того бурный восторг.
– Здорово! – выдохнул Лука. – Вот бы этой цацкой Гусеву с Тычинкой перед носом потрясти, чтобы их от зависти кондратий хватил!
– Да отдел народного образования их уже наверняка известил, – усмехнулся Платов. – К тому же в местной газете о всех медалистах города статья была. Я, кстати, единственный из нашей школы удостоился такой чести. Но инфаркта им не желаю. Тем более они еще молодые. Пусть живут. Да и вычеркнул я их из своей памяти, кроме Жаннет.
– А мне еще год в техникуме пыхтеть, и это меня радует до безумия, – вздохнул Лука. – Но потом ведь в армию загребут. Отцу толкую: «Отмажь меня от воинской повинности, у тебя же связи в военкомате!» А он как начал про долг Родине вещать, про мораль… Я в туалете на час заперся и вылез, только когда он захрапел. О каком долге он твердил? До меня так и не дошло. Может, унитаз просветился? Он же с этим переворотом должности лишился. Теперь начальник охраны на заводе, воин без знамени и меча. И все равно гордится, приравнивает себя к офицерскому чину. А я его нынешние взгляды к жизненному отчаянию отношу.
– Не бери в голову, – успокоил его Владимир. – У взрослых, особенно у бывших коммунистов, свои тараканы в голове. Нам их не понять. Мы же тоже комсомольцами были, пока нас тихонько из рядов не исключили. Но это не значит, что теперь нужно голову в песок прятать. Мы еще с тобой такие вершины покорим, что альпинисты обзавидуются!
– Это не про меня, – понуро опустил голову Шутов. – Мне сосед, афганец Валера Савельев, советует от армии бежать всеми правдами и неправдами. Говорит, неспокойно сейчас, а жизнь одна.
И это оказалось трагическим предчувствием. После защиты диплома он год проработал на стройке мастером, а в 1994 году его забрали в Чечню, откуда через год привезли в цинковом гробу. На похоронах было много одноклассников, а также Жанна Васильевна, ставшая директором вместо Гусева. Она встретилась с Вовкой взглядом и кивнула. Он ответил тем же, и на этом их общение завершилось. А Владимир в это время заканчивал третий курс института и собирался в июле поехать к братьям и сестрам в Иваново, но, перекупавшись в реке в жару, подорвал здоровье. Болезнь легких обострилась, и он месяц пролежал в больнице. Через два месяца он отправился в Крым, в санаторий «Алушта», лечить дыхательные пути. Это был шикарный курорт на берегу Черного моря, со своим пляжем и рестораном, в котором Платов из-за безденежья побывал лишь однажды. Время было такое, когда зарплату не платили по году. Но мать все-таки нашла деньги на путевку, и он славно отдохнул и укрепил легкие.
