– А какая ваша фамилия? – спросила она.
Наташа, прикрыв глаза, усмехнулась:
– Что же это вы меня всё допрашиваете? Я ведь тоже могу начать допрашивать. Но если угодно: мы Осиповы.
«А фамилия-то, фамилия вроде бы знакомая… на слуху». – И она быстро начала вспоминать имена и лица. Память у неё хорошая, и, наверно, вспомнила бы она убийцу Осипова, но мысли были прерваны. Постучав в дверь, вошел Щербатов.
И диво дивное: он не то чтобы не удивился, он как будто и не заметил свою жену, или воспринял её, как в своей квартире.
– А вот и я, здравствуйте, приятного аппетита! О, чаёк, чаёк – и мне тоже чайку, что-то я озяб.
На него смотрели, его выслушивали с недоумением, а он опустил на пол портфель, снял с себя и повесил пальто и шапку, сел было к столу, но спохватился: достал из портфеля пачку чая и конфеты в бумажном пакете, положил на стол и лишь после этого сел со словами:
– Наташа, и мне чайку…
– А меня ты узнаёшь, Петр Константинович? – напомнила о себе жена.
– Ты так сияешь, что за блеском лица твоего не узнать, но по голосу узнаю – это ты, мой милый друг.
– Это хорошо, что хотя бы по голосу…
Он вздернул плечи и головой повертел на стороны.
– Вы с ней что затеваете? – повелительно спросила Валентина Львовна, и нижняя челюсть её заметно вздрагивала.
– Затеваем? Затеваем то, чего мы с тобой не затеваем, – и даже руки на стороны развёл.
– Ты что, действительно безнадёжно болен? – Валентина Львовна даже голову потянула к его лицу, пытаясь, видимо, в глазах прочесть правду.
– Болен, болен, – Щербатов хихикнул, – но надежда есть…
– Ты что, паясничаешь или это у тебя от болезни?
– Трудно сказать, я ведь не медик.
– Может быть, нам пора подать заявление на расторжение брака?
Щербатов помолчал, задумчиво подёргал себя за мочку уха, говоря:
– Успеем… а может быть, не успеем… действительно, не успеем. Так что не будем подавать, погодим…
– Великолепный жаргон: погодим!
– Это простонародное… А ты знаешь, Валентина Львовна… – Щербатов не договорил, сморщился, и его лицо до неузнаваемости перекосилось.
– Ты что? – в недоумении спросила жена. – Ты что кривляешься?
А Наташа быстро поднялась со стула, налила в чашку холодной воды, достала из кармана пиджака Щербатова лекарства в коробке, выщелкнула в ладонь таблетку.
– Примите, примите, Петр Константинович…
Щербатов беспомощно взял таблетку и отвалился на спинку стула. Наташа поднесла чашку с водой на запивку.
– И часто так? – как будто не веря своим глазам, ни к кому не обращаясь, спросила Валентина Львовна.
– Да что вы меня всё спрашиваете, я ведь ни жена ему, ни любовница! – коротко возмутилась Наташа. – Значит, бережёт вас от волнений…
Спустя несколько минут, бледный, Щербатов вызвал такси. Сел на стул и тихо сказал:
– Домой…
* * *
Дома, уже в прихожей, Валентина Львовна так и взорвалась:
– И как не стыдно ходить в этот подвал с иконами!.. Любовь на фоне ног прохожих… Хотя бы переселил в однокомнатную. Что стоит – или ума не хватает?!
Щербатов промолчал.
11
Спустя два дня Щербатов и Наташа исчезли из города. Их никто не разыскивал.
Москва поглотила бесшумно и бесследно. Уже в короткое время их нельзя было ни найти, ни узнать среди двенадцати миллионов – затерялись.
У Наташи имелся номер телефона, по которому от церковных людей можно было узнать, у кого снять изолированное жильё хоть на день, хоть на месяц. Позвонила, договорилась и уже через полчаса подъехали на такси и вселились в двухкомнатную квартиру на неделю с возможным продлением срока по сносной цене – тысячу рублей за сутки с человека.
