– Что с вами, Пётр Константинович?
– Всё, погибаю, – обреченно ответил он. – Хочу к Матрёне…
Подошла посторонняя женщина, объяснила, в чем дело.
«Или нервный срыв, или неугоден», – подумав, Наташа тотчас и решила:
– Вы пока отдохните, Пётр Константинович, а я встану в очередь. Подойдём ещё раз. А вы читайте молитву: «Святая праведная Матронушка, моли Бога о нас».
Щербатов не ответил.
Наташа заняла очередь, обрела две свечки и уже вскоре вернулась.
– Может, выйдем на воздух? – спросила, склонившись.
– Не хочу, – даже упрямо ответил он. – К Матрёне…
– Тогда ждите, я подойду, – и отлучилась, чтобы помолиться перед образом Святой Матроны.
В этот заход всё обошлось без истерики, однако Щербатов всё-таки обнял раку, возгласив: «Спаси меня, Матрёнушка!»
* * *
Побывали они у Матронушки и ещё трижды ежедневно. Вёл себя Щербатов спокойнее, лишь напрягался и уже, скорее, требовал молча: «Помоги мне, Матрёна! Продли мою жизнь!»
Всего пробыли они в Москве неделю: Щербатов устал от походов и обрядов и уже отказывался идти, куда бы то ни было. Устала и Наташа, но она устала от Щербатова.
14
По возвращении Щербатов до копеечки рассчитался с Наташей за десять дней неоплачиваемого отпуска, поблагодарить, правда, не догадался. И на долгое время пропал.
Сначала у Наташи много было скопившейся работы – незаметно накатился май: томление и тоска. К тому же она негодовала на Щербатова. Но негодовала косвенно: ходит ли он в церковь, а может, вообще махнул рукой – она должна знать об этом. Бестактно же молчать!.. Однако скоро спохватилась: а почему же это должна? Да и не ребёнок – в отцы годен… И охватывало уныние – только тогда она понимала, что попросту скучает без него. Странный человек, но ведь человек – какие тут чаи закатывали!.. Почему даже не позвонит?
Порассуждав ещё неделю, она сама позвонила ему домой. Но трубку сняла Валентина Львовна, так что у Наташи и язык к нёбу прилип – не замыкала связь и молчала.
– Это ты, что ли, шлюха, сопишь?! – рыкнула Валентина Львовна. У Наташи и голова закружилась – и так-то гадко стало на душе. Ткнулась в свой угол и заплакала.
Ещё через неделю пошла узнать о графике отпусков, чтобы заявить путёвки в Дом отдыха – для себя и мамы. Так они, случалось, отдыхали от своего полуподвала. Стеснялась, но всё-таки спросила у директорши:
– Как вы считаете, Ида Евгеньевна, долго нам еще жить в полуподвале?
– Милочка, Наталья Сергеевна, неужели я вас не известила?! Да, простите, вас неделю не было! В октябре в старом фонде освобождается квартира, я согласовала с профсоюзом, и мы решили предоставить эту жилплощадь вам. Не подумайте, что коммуналка – двухкомнатная квартира. Отремонтируете – и въезжайте! – и так-то повела голову, с таким достоинством, ну ни дать ни взять – Есфирь! А ей уже под шестьдесят.
Наташа смутилась.
– Как-то уж и не верится, – с короткой усмешкой сказала она.
– Но ведь это я вам говорю, Штромберг! А Штромберги в городе не скомпрометировали свою фамилию! Так что готовьтесь к ремонту.
Зазвонил телефон… Они кивнули друг другу – и Наташа вышла из кабинета. Было и грустно и радостно: столько лет ждать – и старую квартиру. А вдруг кирпичный дом – лучшего и не надо…
* * *
Лишь в июне неожиданно позвонил Щербатов. И не чудо ли: щеки Наташи так и опахнуло жаром… Он не просил ни извинения за долгое молчание, ни разрешения на визит – всего лишь известил, что будет после шести.
