«Ну и фанатизм», – возмущался он.
И в автобусе, и в метро было уже многолюдно – столица не дремлет.
Щербатову предстояло покаяться в своих многолетних грехах. Но ведь жизнь есть жизнь, от неё не спасёшься – на кого-то топнешь, на кого-то крикнешь, кого-то заставишь или принудишь; соблазнишься – от жены к другой сбегаешь; кого-то не примешь с нуждой, кому-то обещанное не сделаешь; случайно прихватишь двойную премию, да и мало ли чего можно наковырять за всю жизнь! Но какой это грех?! Никого не убил, не ограбил, мирно жил в родительской семье, мирно в своей. И нечего выдумывать! Преступления – это иное дело. Но преступников судят.
– А у меня судимостей нет, – вслух доложил Щербатов.
– Что нет? – спросила Наташа, они уже шли от метро к храму.
– Судимостей, говорю, у меня нет… Всё грехи выискиваю, – напрягая на шее жилы, Щербатов усмехнулся.
– Святые считали, что они грешные из грешных, а вы и греха своего не видите.
– Потому и не вижу, что нет, – проворчал он.
Желудок его бунтовал – требовал пищи. И Щербатов готов был заглянуть в любую закусочную.
* * *
И вновь они с протоиереем Михаилом уединились там, где накануне пили чай с сухариками. Но теперь отец Михаил был в полном облачении. Оба они стояли рядом с аналоем. И лицо священника и его облачение даже не напоминали минувший день; и голос как будто изменился:
– Я уже говорил: для принятия крещения необходимы вера и покаяние. Считаешь ли ты себя готовым к принятию таинства крещения?
– Не знаю, не мне судить, – спокойно ответил Щербатов и повёл бровями.
– Как плод из чрева матери, так человек родится духовно во время крещения. И в это следует веровать, как и в то, что Христос воскрес из мертвых, даровав и нам жизнь вечную. Веруешь ли?
– Христос Бог, а я человек – пытаюсь и стараюсь…
Перешли к покаянию, но и тогда Щербатов не повёл первым речь, но упрямо ждал вопросов отца Михаила, и отвечал на них неопределённо и косвенно, искусно прикрываясь необязательными словами и фразами. Казалось, он не дрогнул, не смутился, и душа его пребывала в состоянии откровения. Протоиерей понимал и видел это и удивлялся, насколько же «человек ложь». Он не знал о его партийной принадлежности в прошлом, однако уверенно сказал:
– Вот вы были и комсомольцем, и членом партии, следовательно, воинственным атеистом – боролись с православием, как с пережитком прошлого. Не так ли?
И на этот раз Щербатов не смутился:
– Да, жил по уставу и по совести. Читал лекции по научному атеизму. Таковы были условия жизни.
– И как вы думаете: после крещения и принятия православия в образе Святой, Соборной и апостольской церкви сможете и способны ли выступать с лекциями против коммунистического атеизма?
– Я до сих пор член КПРФ, так что, согласовав вопрос с секретарём парторганизации, смог бы, наверно, и против атеизма читать лекции, естественно, подготовившись. Сейчас партия не выступает против религии.
– Но ведь основное положение идеологии коммунизма – война с Богом.
– Я так не считаю – всё зависит от обстоятельств… Да и поздно мне говорить о возможности и невозможности, когда времени отведено до сентября.
– Это так, но вы веруете, что при духовном обновлении вы можете избавиться от своего недуга?
И на мгновение задумался Щербатов…
– Это уже от меня не зависит. Я могу только надеяться.
«Единственно искренний ответ», – подумал отец Михаил.
* * *
И крестили Щербатова с погружением – во Имя Отца и Сына и Святого Духа. И отстоял он позднюю Литургию, и причастился Христовых Таинств, но когда вышли из храма, идти он буквально не мог и попросил такси.
