По обе стороны стены - страница 22

Лиза так и замерла, уткнув кончик ручки в бумагу.

– Ты и без того запятнала свое будущее, когда попыталась бежать. А об отце ты подумала? А обо мне? По-твоему, папе дадут другую квартиру, если его дочь заклеймят как диссидентку? – В голосе Пауля зазвучали жесткие ледяные нотки. – Помнишь, Хорста на той неделе повысили? А меня – нет, и как ты думаешь, почему?

– Какая жалость, – не без иронии пропела Лиза. – Бедного Пауля обделили.

– Я всегда был и буду рядом с тобой, – пригвоздил тот, решив не обращать внимания на издевку, и допил последние капли водки. – Я планирую и дальше заботиться и о тебе, и о ребенке. Мы с отцом сделаем все, что в наших силах, чтобы вы жили счастливо. – Он вскинул голову и посмотрел Лизе прямо в лицо, и она увидела в глазах брата отражение собственного ребячества и инфантильности. – Но ты должна понимать, что сама подвергаешь нас опасности.

– А если я на все наплюю? – фыркнула она и покрепче вцепилась в ручку. – Если и дальше буду пытаться сбежать?

– Тогда имей в виду, что пограничникам дан четкий приказ стрелять на поражение.

Часы, казалось, затикали громче. Пауль поднялся с дивана.

– Ты скоро станешь мамой, Лиза. Кончай творить глупости. – Брат наклонился, крепко сжал ей плечо и чмокнул в макушку. – Сейчас речь не только о твоей жизни, но и о кое-чьей еще.

Октябрь 1961 года

«У Зигги» было накурено, хоть топор вешай, и клубы белесого дыма закрывали лица давних завсегдатаев, которые громко переговаривались возле музыкального автомата.

Втиснувшись за столик в виниловой кабинке, Юрген и Вольф подняли пивные кружки, и Ули с рассеянной улыбкой легонько чокнулся с ними. В последнее время в кнайпе ощущалась болезненная пустота – без Лизы, которая раньше сидела рядом с Ули, и без Акселя, одногруппника парней, который обычно устраивался на табурете напротив, а теперь застрял в Трептове, восточноберлинском районе.

На место Лизы скользнула Инге и, сбросив пальто, перекинула через плечо прядь платиновых волос. Ули поднял взгляд.

– Есть новости? – спросила Инге.

Он глотнул еще пива и покачал головой. Последней весточкой от Лизы стала та самая открытка, и он сомневался, что любимая получила его ответное письмо.

– Scheisse [14], – пробормотала Инге, а Вольф поднял худощавую руку, чтобы заказать еще по стаканчику. – Знаешь, я бы с радостью перешла на ту сторону, чтобы увидеться с Лизой. Там же защищаются только от вас, весси. А я могла бы пронести ей письмо или сувенирчик, скажем помолвочное кольцо…

– Было бы очень здорово, – вымучил улыбку Ули. Границу закрыли только для восточных и западных берлинцев, поэтому Инге со шведским паспортом могла свободно пройти в ГДР, однако передавать важные новости через третьи руки – это не то. Ули предпочел бы лично увидеться с Лизой, обнять, ведь именно здесь ее место – рядом с ним и среди их общих друзей.

– Если я могу чем-то помочь, обращайся. – Инге сочувственно сжала его ладонь и повернулась к Юргену: – А как там твои родичи, Юрги?

– Не знаю, – пожал плечами тот так же уныло, как и Ули. – Ничего от них не слышно с тех пор, как тамошние власти решили, что махать людям на другой стороне незаконно. А ведь вчера Вилле исполнилось три. Мы хотели собраться все вместе, отметить… – Он замолчал ненадолго, и его лицо налилось краской. – Проклятье!

Ули тяжело вздохнул, а Вольф ободряюще приобнял Юргена за плечи. Ули разделял мрачный настрой друга: каждый божий день, стоило ему подойти к окну и посмотреть на Лизу, точно так же стоявшую возле своего окна, он болезненно ощущал, как она близко и в то же время недосягаемо далеко. И хотя он ужасно тосковал по любимой, но даже вообразить не мог, насколько тяжело потерять связь с половиной семьи.