По обе стороны стены - страница 9
– Поздно, я уже сбилась, – парировала Лиза.
– Говорил я отцу, чтобы не пускал тебя учиться на Запад, – нахмурился брат. – Знал же, что ничего хорошего из этого не выйдет.
Она покосилась на похрапывающего Хорста. Дай Паулю волю, он будет спорить часами. У него, как и у Ули, остались воспоминания от 1945 года, которые и сформировали его личность: он стал полицейским и считал своим долгом и великой честью защищать близких и любимых. А уж сестру он любил больше всех, оберегал ее с самого детства, когда отец постоянно пропадал в больнице и Паулю с Лизой приходилось заботиться о себе самостоятельно. Сейчас Пауль тоже тяжело работал и был благодарен государству, которое дало ему все то, чего он не мог добиться собственным трудом.
Вот и теперь он продолжал защищать сестру – так, как сам это понимал.
А она опять вспомнила о кольце, которое оставила на тумбочке Ули, и о завтрашнем ужине с отцом. «Пусть брат считает, что выиграл в этом споре», – подумала Лиза. Она проводит на даче последние выходные, а совсем скоро ее жизнь изменится к лучшему. Так зачем омрачать счастливые часы ссорами?
Лиза расслабленно разлеглась на покрывале, закрыла глаза под ласковым солнышком и пошарила по песку в поисках руки Пауля.
– Ули завтра придет на ужин, и я хочу, чтобы ты вел себя любезно, – попросила девушка и сжала пальцы брата. – Пообещай, что будешь приветлив и не станешь рубить сплеча.
Наступало ясное воскресное утро, и Лиза смотрела из окна дачи, как бабочки и шмели лениво летают над крупными розовыми бутонами в саду. Как и другие домики по берегам Флакензе, этот был крошечный, с двумя маленькими спаленками и микроскопическим чердаком, который – удивительное дело – давно облюбовал высоченный Пауль. Когда брат приводил с собой какую-нибудь девушку и звал на ужин еще и Хорста, становилось совсем уж тесно, и тогда отца вывозили в сад, накрывали там длинный стол и зажигали свечи. Сегодня же обошлось без лишней суеты. Прошлой ночью Пауля и Хорста неожиданно вызвали обратно в Берлин, и Лиза неторопливо занималась хозяйством, пока папа копался в огороде.
Она оттирала от жира посуду, оставшуюся с ужина, и поглядывала в окно, как отец ездит от одной высокой грядки к другой. В молодости Рудольф отказался служить в гитлеровской армии и предпочел спасать жизни, нежели отнимать их. Он работал хирургом в одной из лучших берлинских больниц и как раз заканчивал операцию по удалению желчного пузыря, когда в здание попала американская бомба и сровняла больницу с землей; отец оказался погребен под обломками и просидел там два дня, а когда его спасли, выяснилось, что его парализовало от пояса и ниже, а в правой руке появился постоянный тремор.
В саду Рудольф громко поздоровался с соседкой фрау Боттчер и подкатил поближе к забору, чтобы перекинуться с ней парой слов.
Лиза не уставала поражаться оптимизму отца и тому, как легко он двигался по жизни. Казалось, он не оглядывается с горечью назад, не злится, что война отняла у него жену, работу, способность ходить. Нет, он растил детей, делился профессиональным опытом, преподавая медицину в университете имени Гумбольдта, ухаживал за огородом. Папа выстроил хорошую жизнь, тихую и удобную, и довольствовался тем, что имеет.
Лиза отставила сохнуть только что помытую тарелку и вспомнила, как Пауль вчера отзывался об Ули: «Мужики пресыщаются! Особенно те, кто привык каждый день получать новое». Это было нечестно по отношению к Ули: он доказал, что мыслит и поступает совершенно по-другому. И все же тот разговор не давал ей покоя. Сможет ли Пауль когда-нибудь перешагнуть через свои моральные принципы?