– Пошли прочь от меня! – задыхаясь, кричал он – А ну прочь, я сказал!
Анфиса, через то ли смех, то ли рыдания, вытирая слезы, юркнула кошкой ему под мышкой и выбежала во двор. Евдоксия, Фотя и Марфа вошли обратно в избу, а Николай, два раза со всей злости ударив ногой открытый сундук, вышел из дома, громко дыша от гнева, и не дождавшись харчей от супруги в дорогу, хлестнул, остервенело лошадь, и уехал с Никитой в город.
"Вот и начался новый день": подумала Марфа, и хотела было подойти к Анфисе, но та, заметив мачеху, поспешно сбежала во двор. Не любят они её, она уже вроде бы свыклась, но все равно было как то обидно. Вот хотела она проявить и сейчас заботу, да видимо опять не к месту.
Все это время, пока в доме происходили страсти, Федя, её сын, просто спал и только начал просыпаться, озадаченно смотря на взрослых, зевая и потирая маленькими кулачками глаза.
– Вот счастливый ангел, все проспал…, – с грустной улыбкой произнесла Евдоксия.
Марфа подошла к сыну, помогла ему умыться, усадила потом за стол и стала поить чаем. Федя озадаченно смотрел на присутствующих грустных женщин, но все же послушно прихлебывал чай, закусывая хлебом. Подкрепившись, он вырвался из заботливых рук матери и побежал во двор, где его ждал собственный удивительный мир. Марфа, убрав посуду со стола, вышла в огород, где до самого обеда полола грядки от сорняка, вытираясь от пота платком и время от время, выглядывая сына, если вдруг не слышала его звонкого смеха со двора.
В обед, когда на улице уже палило солнце, все женщины собрались за столом подкрепится. Ели молча, изредка поглядывая то на улицу, то на друг друга.
– Вчера Денис Волков подрался с Завалихиным прямо у церкви, – вдруг неожидано прервала тишину Фотя, дожевывая хлеб.
Евдоксия тихонечко отложила свою ложку и внимательно посмотрела на внучку:
– Откуда знаешь?
– Сама видела, да и люди говорят, – Фотя зачерпнула каши из чугунка и жадно её проглотила.
– Не к добру это, уже у церкви дерутся…
– Ну, дерутся и дерутся. Спроси лучше ради чего, – лукаво подмигнула бабке Фотя.
– Да бог знает…
– А я вот знаю, и все уже знают, – не дала договорить Фотя бабке и весело продолжила – Из-за Прасковьюшки нашей.
Евдоксия открыла рот от удивления и, приложив ладонь к губам, закачала головой:
– Срам, то какой…
– Вот то-то и оно…
– Как же людям теперь в глаза смотреть? Как жить теперь с этим?– Евдоксия повернулась на стуле к образам и стала шептать молитву и креститься.
– Бросьте, бабушка, это все равно не поможет. Змея она, это ваша Прасковья, – высказалась Анфиса и встала из-за стола – Пойду цыплят покараулю, а то целый день коршун над ними летает.
– Иди, Фисанька, иди…
Сама Евдоксия тоже встала из-за стола и, молча, стала собирать посуду. Марфа, выпустив сына с рук, бросилась ей помогать, но та сразу остановила её:
– Не надо, – произнесла Евдоксия,– Иди лучше полы в сенях подмети.
Марфа послушно положила обратно грязные ложки на стол и, молча, ушла в сени, где подметая сор с пола, задумалась, не любовную ли записку передавала она тогда? Странно все это ей показалось, не похоже было на это, явно была какая-то другая причина ссоры Завалихина и Волкова, по крайней мере, тут дело было совсем не в любви.
Управившись с полом, прибрав разбросанные вещи из сундука, Марфа вышла на крыльцо, чтобы позвать сына. Тот сидел прямо на траве, гладя по загривку собаку и прищуриваясь, довольный смотрел, куда-то вдаль.
