– Вот как?
– И я подумал, что надо сообщить вам об этом. Он и еще один человек грузили одну из ваших картин – Сезанна – в фургон. Фургон сантехника. Я видел все это от ворот.
Пару минут Андре слышал в трубке только потрескивание, а потом вновь раздался веселый голос Денуайе:
– Ну полно, полно. В фургон сантехника? А вы наблюдали за всем от ворот? Это довольно далеко от дома. Боюсь, что зрение вас подвело. А может, все это случилось после хорошего ланча? – хохотнул он.
– Это случилось утром. – Андре глубоко вдохнул. – И все это я заснял на пленку. Очень четкие снимки. На них все видно.
Еще одна пауза.
– Аh bon? Возможно, Клод затеял большую весеннюю уборку. Я ему позвоню, – пообещал Денуайе и небрежно добавил: – Но было бы забавно взглянуть на фотографии. Вы не могли бы прислать их мне?
Нарочитая легкость его тона не обманула Андре. Он расслышал за ней нечто большее, чем простое любопытство, и вдруг понял, что очень хочет видеть лицо Денуайе, когда тот будет рассматривать снимки.
– Проще будет завезти их вам. На следующей неделе мне надо будет посмотреть один дом в Майами, – легко соврал он, – а оттуда до Нассау всего ничего.
Денуайе попытался вежливо протестовать, но скоро они договорились. До ланча Андре просидел у телефона, заказывая билеты и пытаясь найти Люси. Ее не было дома. Возможно, франт в полосатой рубашке уговорил ее погулять по арктическим сугробам Центрального парка. А возможно, она и вовсе не возвращалась домой после вчерашнего обеда. Очень неприятная мысль, и злиться не на кого, кроме самого себя. Надо и правда завязывать с этими разъездами. Андре выгрузил мятое содержимое дорожной сумки в корзину с грязным бельем, вставил в проигрыватель диск с Вагнером и начал укладывать вещи для Багам.
Манхэттен таял. Ночью в город прокрался теплый фронт и к утру превратил слежавшиеся кучи снега в серое жидкое месиво. Из-под куч показались неубранные мешки с мусором, и в сердцах забастовщиков пробудилась надежда. Уже скоро отогревшийся мусор завоняет, и профсоюзы, заполучив сильного союзника, смогут возобновить переговоры.
Андре вброд преодолел потоки и ручьи Западного Бродвея и перед входом в офис попытался хоть немного очистить ботинки от налипшего мокрого снега. Люси недовольным голосом разговаривала с кем-то по телефону. Завидев Андре, она выразительно закатила к небу глаза. Он вытащил из сумки папку с фотографиями икон и устроился на диване.
– Нет, – нахмурилась Люси. – Нет, не могу. Я всю неделю занята. Не знаю когда. Послушай, меня ждут. Да, я помню твой номер. Да. И тебе того же.
Она повесила трубку, покачала головой и устало вздохнула. Андре удовлетворенно ухмыльнулся.
– Надеюсь, я не помешал, – сказал он, отлично зная, что помешал. – Это, случайно, не наш приятель в полосатой рубашке?
Люси состроила гримаску, но потом рассмеялась.
– Лучше бы я удрала с тобой, пока была такая возможность. Ну и вечер! А я-то было подумала, что он ничего. – Она запустила пальцы в свои кудряшки. – Бывал когда-нибудь в сигарном баре?
Андре отрицательно покачал головой.
– И не ходи!
– Слишком много дыма?
– Слишком много полосатых рубашек.
– И алых подтяжек?
– Алых, – кивнула Люси, – полосатых, в цветочек, с монограммами, с быками и медведями, с рецептами коктейлей. У одного парня были даже с индексом Доу-Джонса. Они, когда напиваются, снимают пиджаки. – Она поежилась. – А откуда ты знаешь про подтяжки?
