Побеги - страница 14

Как-то к ней подошел Зорев:

– Славка говорит, ты все цветы знаешь?

– Ну не все, – ответила, затягивая узелок, Кира.

Зорев выдернул из травы тонкий как волос стебель, к которому крепились три широких лепестка в виде сердца.

– Вот это что?

– А это… Это кислица. Попробуй.

Зорев посмотрел на нее, не понимая.

– Да не бойся ты. – Кира оторвала лепесток, положила на язык и пожевала: – Кислая. Неужели не знаешь?

Зорев сделал как она, долго жевал, потом улыбнулся:

– Вот теперь вспомнил. Мать показывала давно, когда маленький был. Она, как и ты, все травки знает. В детстве чем меня только не пичкала. Помню, заставляла пить отвар из одуванчиков. Такая мерзость!

– А зачем?

– Притупляет чувство голода. Я толстый был. – Зорев захохотал.

Кира поморщилась. От смеха у него в горле запершило, и он долго откашливался, потом вытер рот рукавом спецовки и серьезно сказал:

– Я так долго тут не был, что забыл уже, как жить.

– В Горячем? – уточнила Кира.

– Не на войне.

Потом Зорев иногда снова подходил к ней, каждый раз с новыми цветками. Она называла: мать-и-мачеха, гусиный лук, анемона желтая, анемона белая, калужница, фиалка, а это ты уже показывал, неужели забыл?

Как-то вечером Слава рассказал Кире, что Зорев накинулся на одного из рабочих. Тот даже не понял, в чем провинился, как в него полетел молоток. Кира не поверила:

– Может, он в шутку?

Один раз Кира видела, как Зорев схватил работавшего у него парня за шкирку, протащил до калитки и бросил у дороги, потому что они не смогли договориться. Она не придала значения. В ее мире насилие было нормой. Когда Женя был помладше, Слава прикладывал ладонь к его затылку, свободной рукой оттягивал указательный палец, а потом отпускал. Раздавался щелчок, мальчик начинал хныкать.

– Ага, молотком запустить. Хорошие шутки. – Слава почесал сгоревшую шею. – Тебе долго там еще возиться? Может, пора завязывать, а?

Когда Кира закончила с планом и подготовила землю, они с Зоревым поехали в город на садовую базу, чтобы купить саженцы. Там погрузили в машину карликовые яблони, краснолистные клены, алычу и вишню, а когда поехали обратно, зарядил такой ливень, что пришлось остановиться посреди проселочной дороги и заглушить мотор. Печка работала плохо, и в салоне было холодно. Зорев вытащил фляжку.

– За рулем разве можно? – недоверчиво посмотрела Кира.

– А это и не мне.

Дождь застучал с новой силой, и Кира поежилась.

– Глоток хотя бы сделай, ты же замерзла.

Она взяла фляжку. Сделав несколько коротких глотков, почувствовала, как жар разливается по телу. В горле было горько, но на губах осталась ягодная сладость.

– Вкусно.

Маленькой она часто играла под скрюченной яблоней, пока бабушка занималась грядками. День за днем Кира наблюдала, как распускает длинные усы клубника, как завязываются огурцы, как пухнут дыни. Однажды началась сильная гроза: ветер крутил деревья, гремел металлическими ведрами, дождь набросился на землю как зверь, в почерневшем небе скалились молнии. Они укрылись в домушке – дряхлом металлическом вагончике, который стоял в углу огорода. Внутри на двух скамейках были расстелены мешки, сушилась лущеная фасоль, дозревали помидоры. Бабушка разломила один, похожий на цветок с вздутыми лепестками, и протянула Кире. Нашелся спичечный коробок с солью. Помидор был сладкий и сочный, по рукам текло. Кира ела его и смотрела в портал двери. Снаружи – треск, гром, нездешний свет, внутри – тепло и нестрашно.