Побеги - страница 5

Теперь поле было затянуто охранительной сеткой рабицы. Слава вел Киру вдоль забора до калитки. Край поля еще не был тронут, но дальше проводились работы – мужики таскали бревна и строгали доски. Впереди стоял сруб дома, а прямо перед ним торчал двухметровый металлический скелет птицы. Распотрошив мешки с землей, двое парней укладывали грунт внутрь каркаса – птичье тело было заполнено на треть. Был у птицы и хвост: черные прутья лежали на земле кружевным веером. «Павлин!» – догадалась Кира. Этот совершенно ребяческий жест ее поразил: как любому непреклонному «хочу», ему было нечего возразить.

Когда в поселке узнали, что Зорев получил от администрации землю – неизвестно, за деньги или даром, – это стали обсуждать. Одни говорили, что вот так запросто отдавать землю неизвестно кому и за какие заслуги – самое настоящее преступление. Другие – что освоение пустыря благородное дело и пусть лучше там будет ферма с животными, чем собирается всякая пьянь. Кира думала по-своему. Из телевизионных новостей она знала, что внешний мир дробится и сыпется, как кирпич подорванной восьмиэтажки, что вместе с самолетами и вагонами метро рушатся надежды, исчезают целые города и страны, что этот запредельный мир бессмыслен и кромешен. До поры все это существовало где-то там, но темнота была такой всеобъемлющей, что доходила всполохами и до Горячего. Кира мечтала сберечь то, что есть, и цеплялась в этом стремлении за любую надежду. Ценность фермы определялась для нее только этим.

– Кира, иди сюда, – позвал Слава. Он спешил представить жену Зореву и пойти работать.

Мужики зыркали в ожидании еще одной пары рук.

Оставив земляную птицу, Кира пошла на голос и свернула за угол бревенчатого сруба. Вдруг она увидела молодую косулю. На фоне залитой солнцем лужайки темная фигура казалась вырезанной из бумаги. Мгновение – зыбкий силуэт дрогнул, и свет заструился по мохнатой холке. Приглядевшись, Кира поняла, что косуль несколько. Одни неподвижно лежали под солнцем, другие беззастенчиво слизывали с полуголых деревьев остатки листьев. Кира не увидела сетку, которая помешала бы ей приблизиться к животным, поэтому, непроизвольно выставив перед собой руку и преклонив голову, осторожно шагнула к лужайке. Косуля покоилась на траве, подогнув под себя костлявые ноги. Сложенные, они напоминали деревянную строительную линейку на заклепках и казались слишком тонкими, чтобы носить на себе грузную тумбу тела. Присев на корточки, Кира поднесла руку к темной морде, и косуля ткнулась в ладонь холодным влажным носом.

Поблизости зарычала бензопила, и стайка животных бросилась в заросли. Кира чуть не упала от неожиданности.

– Они не разбегутся? – обернулась она к Славе.

– Не, – протянул Зорев, – у них там огорожено.

Он стоял засвеченный солнцем, и Кире пришлось сделать козырек из ладони, чтобы его рассмотреть. Ржаные волосы доходили до плеч, одна прядь, упав на лицо, расколола лоб на две части. Вместо того чтобы смахнуть прядь рукой, он запрокинул голову, и в горле закачался кадык. Откашлявшись, Зорев сплюнул на траву, вытер рот рукавом спецовки. Он мало походил на мальчика с армейского снимка. Это был молодой мужчина с красивым крепким телом и живым лицом. Он был ниже Славы, и, если мужу Кира едва доходила до груди, Зореву она могла бы положить голову на плечо.

Он предложил пройтись, и Кира согласилась. Мысленно она размечала карту участка.