Почтальонша - страница 6

– Дядя! – закричала Лоренца и побежала навстречу Карло. Тот засмеялся и распахнул объятия, подхватил ее на руки и волчком закружился с ней по комнате. Девочка хохотала до упаду.

– Помедленнее, а то у нее голова закружится, – предостерегла его Анна.

– Все за стол, – сказала Агата. – Я иду варить пасту – она такая свежая, не успеешь опустить в воду, как уже готова.

Она направилась на кухню, ожидая, что Анна пойдет за ней, чтобы помочь. Но увидела, что вместо этого невестка отодвигает стул и садится. Уму непостижимо, подумала она, покачав головой. Обычно, если среди гостей была женщина, ей следовало помочь хозяйке дома накрыть на стол. Так было заведено, о подобных вещах не нужно было даже просить.

– Чур, я сижу с тетей! – крикнула Лоренца, забираясь на стул возле Анны.

– Лоренца, иди помоги мне, – резко окликнула ее Агата.

– Я помогу маме, сиди, – сказал Антонио дочери и пошел к жене на кухню.

Наконец тарелки с едой были расставлены, и все заняли свои места. Агата перекрестилась и, сложив руки и опустив глаза, стала читать «Отче наш». Карло и Антонио тут же положили ложки, которые уже взяли в руки, и последовали ее примеру.

– Тетя, а ты почему не молишься? – вдруг спросила Лоренца.

Агата подняла глаза.

– Я не верю в Бога, – коротко ответила Анна.

Карло кашлянул и оглянулся на остальных.

– Как это «не веришь»? – с удивлением переспросила девочка.

– Давайте есть, иначе все остынет, – прервала ее Агата.

Антонио не отрываясь смотрел на Анну, словно его заклинило. Он отвел глаза лишь тогда, когда понял, что жена, нахмурив брови, тоже сверлит его взглядом. Он неловко улыбнулся ей в ответ, взял ложку и, опустив голову, принялся за еду.

Несколько часов спустя, в приятной тишине, наступившей после воскресного обеда, в свете послеполуденного солнца, проникающего сквозь задернутые шторы, Антонио сидел в своем кресле, закинув ногу на ногу и сцепив руки на коленях, с задумчивым видом уставившись в пол. Из кухни доносилось позвякивание столовых приборов и журчание воды, которой Агата ополаскивала тарелки. Она была непривычно молчалива, но при этом то и дело вздыхала. Лоренца отдыхала в своей комнате.

– Я наконец-то закончила, – объявила Агата, появившись на пороге гостиной с измученным видом. – Пойду прилягу.

Антонио очнулся и поднял глаза на жену.

– Иди, конечно. Ты, должно быть, устала…

– Еще бы, – ответила та с раздражением. – Столько усилий – и все напрасно.

– Почему напрасно? Мне кажется, обед прошел хорошо. Все было очень вкусно, как всегда.

– Приятно слышать, что хоть кто-то это заметил.

Антонио разжал руки и слегка наклонился вперед, опершись локтями о колени.

– Что случилось, Агата? – спросил он с ноткой недовольства.

Его жена лишь скривилась в ответ и махнула рукой, как бы говоря «не бери в голову». Она направилась к лестнице, но, занеся ногу над первой ступенькой, на мгновение остановилась.

– В общем, правду говорят про этих северян, – только и сказала она, прежде чем скрыться из виду.

Июль–август 1934 года

На следующий день после приезда Анна, еще не разобрав чемоданы, первым делом открыла большую коробку и достала из нее свои сокровища: черные семена лигурийского базилика в мешочке из рафии, ступку из белого мрамора с серыми прожилками, когда-то принадлежавшую ее прабабушке, а после нее – всем женщинам семьи по очереди, инкрустированную шкатулку из вишневого дерева, в которой хранились крошечные носочки Клаудии из розовой шерсти и носочки Роберто – из синей, жемчужное ожерелье матери, которое она получила в подарок на свой двадцать первый день рождения, лиловые шелковые наволочки, сшитые для нее бабушкой – та всегда говорила, что шелк сохраняет кожу лица молодой и гладкой, – и несколько книг, что она решила взять с собой: некоторые на французском, как «Мадам Бовари» и «Воспитание чувств», а также «Анну Каренину», «Джейн Эйр», «Грозовой перевал» и «Гордость и предубеждение».