– А разве писатели не хотят признания, Велибор? Разве ты не хочешь, чтобы тобой восхищались?! – Милан воздел руки к небу. – Нет писателей из Цетинье… родом из города многие футболисты, спортсмены… художники были, но вот писателя не знаю ни одного!
– Милан, у тебя невероятные представления о человеке, который собрался что-то сказать в письменной форме!
– Зачем тогда говорить? – Милан опустил глаза.
– Это главный вопрос, – Велибор вздохнул и отвернулся от сильного порыва ветра, бросившегося в его лицо, – ладно, мне правда пора.
– До свиданья, Велибор!
Милан помахал рукой, а в светлых глазах его застыли лучики доброты.
– До встречи, – бросил Велибор, уже отвернувшись и направившись в сторону парка.
Он пошел не размеренным шагом, какой свойственен большинству черногорцев и местных, а стремительно, спеша, сам не зная куда.
* * *
Велибор проскитался час. Дойдя до Площади Революции, он повернул в сторону Цетинского монастыря и зашел в небольшой пролесок. Он решил избежать тропинки и пошел прямиком по траве, уверенно, так, словно бы ходил по ней каждый день и уже привык к влажной прохладе росы. Велибор думал, что когда ищешь сам не зная чего, то всегда приходится сворачивать с протоптанной дороги.
– Ох! – встрепенулся он и приложил ладонь к носу, пытаясь удержать в ней знакомый цветочный аромат, замер с взволнованным следящим взглядом – там, за стволами сосен, растворялась дымка нежно-розовой вуали и кружев. – Снова ты… Постой! Подожди!
Велибор попытался сдвинуться с места, но какая-то сила не давала ему ступить и шага. Тогда он протянул руку, с сожалением сжав в кулаке воздух. Еще миг, и остатки таинственного видения растворились в зелени леса. Велибор глубоко вздохнул, опустился в траву и стал беспорядочно хвататься за цветочные стебли.
– Держи меня, держи меня, земля… – приговаривал он. – Пожалуйста, держи…
Несколько минут назад Велибор поднялся на ноги, вышел на тропинку, передвигаясь неторопливым шагом, достиг летней сцены и посмотрел на каменный круг и окружавшие его дуги скамеек. Сооружение было серым, кое-где покрытое мхом, растительность в округе казалась изумрудной, а цветы, склонившие свои уставшие головы, яркими пятнами мерцали в траве.
«Когда видишь подобную красоту, – размышлял Велибор про себя, – сразу чувствуешь всю немощность человеческой речи. Никакие метафоры не позволят передать полноту картины, ни этих красок, ни возникающих чувств. Даже если тщательно подобрать слова, рассказать о том, как падает свет, и о том, как приятна эта каменная прохлада, то это будет всего лишь выдумкой! И попав в рассказанный мною мир, вы станете пленником двухмерного пространства!»
Велибор пошел дальше до тех пор, пока не почувствовал усталость. Тогда он опустился на валун, упершись ногами в рыхлую почву.
«Жаль, что в городе больше нет реки, – раздался его внутренний голос. – Раньше в долине была река, и даже сам город получил название в ее честь, но потом она пересохла. А когда смотришь на воду, становишься таким задумчивым и спокойным. Близость воды часто толкает на откровения. Вот если бы сейчас кто-нибудь оказался рядом…»
Привычная природная романтика распускала свои чары, и не нужно было закрывать глаза, чтобы представлять райские картины, всё было рядом.
Триумф красоты – одно мгновенье, когда разольется над землей гармония, единя хорошее и плохое, разрушая все грани! Красота – это принятие всего мира разом!
