Резкий, неожиданный звонок в дверь привел Михаила в себя. Он встал с дивана и, позевывая, пошел к двери. За нею стояла Инга в темно-красном коротком платье, с длинным разрезом впереди. Из огромной черной сумочки, висевшей на ее плече, выглядывало горлышко бутылки со спиртным. Это оказалось не «Мартини», а коньяк «Наполеон», один из самых дорогих коньячных напитков в их городе.
Михаил хотел было отказаться от рюмки, наполненной Ингой и придвинутой к нему, но что-то внутренне удержало его от этого поступка, и он, сделав небольшой глоток, через секунду, не раздумывая, осушил ее. Жидкость, скатываясь по глотке, сильно обжигала ее. Вторая рюмка пошла легче, а после третьей Инга без разговоров, сильно притянув к себе за шею Михаила, стала его целовать взасос. И он, как кролик, поддался этому красивому до невыносимости удаву и покорно подчинился ей, целуя в ответ ее шею, плечи, стягивая с ее груди бюстгальтер.
Но Инга, дав ему немножко свободы, вдруг резко отдернула его от себя и села к нему на колени, сильно обняв своими бедрами его бедра и сдавливая их, наползла своей грудью на его губы, заставляя его ласкать их. И Михаил, попав под ее тиски, все сильнее и сильнее сдавливал губами ее соски, груди, слюнявя их, что-то непонятное шепча и задыхаясь, все больше открывая рот, чтобы вздохнуть нехватающего ему воздуха.
Но и этот момент был недолгим. Инга соскочила с него, раздвинула ноги Михаила и, став на колени, сама начала, целуя, кусать его грудь, кожу живота, опуская свое лицо ниже и ниже, и, схватив губами его пупок, потянула его в себя. Михаил от непонятного предчувствия попытался защитить свой пупок, но ее сильные руки сковали его, и он в истерике начал что-то мычать, кричать, извиваясь от боли в ее оковах…
Инга положила голову на его грудь, снова начала руками сжимать кожу на его животе, делая круги шире вокруг его пупка, и шире… Михаил потянулся и замер в ожидании новой «экзекуции» гостьи. Но она спрятала свои коготки и начала поглаживать его кожу подушечками пальцев, все шире и шире…
…И снова истерика обоих, сопровождаемая криками, стонами, громкими чмоканьями, затащила их в тот азарт, все сильнее и сильнее ввергая их в пучину своих оргий.
В какой раз у них была передышка, он не считал. И снова Михаил, поддавшись той непонятной мощной и непоколебимой силе, отдышавшись, начал губами перебирать ее соски на грудях, все глубже и глубже «пожирая» их …
– Все, хватит, а то так и останусь у тебя на всю жизнь, – удержала за подбородок Михаила Инга. – Ой, как иногда я тебя хочу съесть, подумать только! И что ты нашел в Зинке? Только не говори ничего. Только не говори ничего, а то я тебя убью! – И, резко вскочив с кровати, стала одеваться, не давая ему вставать с нее, с силой толкая его назад.
– Все. – И сделав воздушный поцелуй, выскочила из его квартиры.
«Что это было? Сказка или фантазия? Я так ее даже толком и не рассмотрел. Как фурия, влетела в квартиру, разодрала мою одежду и разорвала мое тело. Что это было?» – прикрыв глаза, думал Михаил.
Никак не хотелось сейчас ему себя ругать, что скатился до такого низкого поступка, поддавшись забытым чувствам, занимался любовью с женщиной-мечтой, с чужой женой, женой его старого друга. И как не хотелось сейчас ни о чем думать, ни стыдить себя, ни ругать. Хоть бы эта ночь осталась между ними. Зинка для него – это жена, мать его детей. А Инга – как мимолетное влеченье…
