– Где? – Выдохнув и сдавив губы, Михаил осмотрелся по сторонам.
– Ой, да уже и ушла. Что, знакомая?
– Кто?
– Так та женщина…
– Да нет, – замотал головой Михаил.
– Наверное, с дружками засиделись? – продолжала расспрашивать баба Аня.
– Да, да, вы правы, – согласился с ней Михаил, пытаясь хоть на какое-то время освободиться от любопытной женщины. – Работы было много… – И, встав со скамейки, потихонечку засеменил на улицу.
А тяжесть так и не сходила с груди, расплылась, как мокрая тряпка, на кости ребра, давя своей массой на легкие и сердце.
И снова он увидел шестисотый черный «мерседес» Инги, стоящий на той стороне улицы, но уже не стал рассматривать сидящую в нем хозяйку, а наоборот, прикрыв глаза «про себя» перекрестился, еще раз, и еще. Перекрестивши свое тело со всех сторон, и снизу, и сверху, он тут же почувствовал душевное облегчение, вдохнул свежего воздуха, еще – раз, и открыл глаза только после того, как почувствовал свежесть внутри лобной части головы, снимающую тяжесть и разрывающую ее на мельчайшие части, растворяя в себе.
С той стороны не было «мерседеса», а только какая-то невысокая женщина, одетая в длинное черное платье, не спускала с него глаз.
«Ну и прекрасно, – подумал Михаил и, окрестив ее «про себя», – прошептал, да так, чтобы она видела движение его губ, – аминь!»
Как ее лицо после этого дернулось, словно кто-то неожиданно с силой толкнул ее в спину. И, опустив лицо вниз, она быстро пошла по переулку, теряясь среди людей, словно стремясь побыстрее убежать.
«Неужели это и есть та самая ведьма Феодора?»
1
Володя так и не вышел из псарни, чтобы поздороваться с Михаилом, а продолжал медленно водить по холке Цэсы, словно что-то пытаясь найти у нее в шерсти. Собака в напряжении смотрела куда-то за сетку, скорее всего, и не смотрела, а ждала, когда ее хозяин Володя Чиж ей сделает больно. Да, да, именно этого она и ждала, догадался Михаил, так как сразу же после этой мысли лайка начала ерзать, попыталась встать на задние лапы, но Чиж цыкнув, ее тут же осадил.
– Миша, лезь сюда, помоги, – попросил он. И, дождавшись, когда Филиппов, согнувшись в три погибели, влезет в псарню, ткнул подбородком в сторону табуретки, на которой лежали скальпель, медицинские щипцы, йод, ватка. – Щипцы подай и отойди, а то еще куснет, – прошептал он и, оседлав собаку, заставил ее лечь. – Да месяц назад на мишку ходил, всех порвал кутят, оладь ему в душу, только сучку старую оставил. Боюсь уже, что крест на ней можно ставить.
– Что, ранил ее? – поинтересовался Михаил.
– Да, но не в этом дело, ей восемь лет, даст еще приплод или нет, не знаю. Кобеля соседа не подпустила к себе, когда течка была.
– А это не ее был кутенок?
– Да ее. Так он же кобель, неужели снова в Екатеринбург ехать за новой собакой, договариваться? Вот оладь ему в душу, а. Больше таких звероловов не попадалось. Все на птицу падки, а эта еще полугодовалым кутенком сразу на мишку пошла, еле спас.
Цэска, вывернув голову, начала поскуливать, но Сергеичу это, видно, было только на руку, и, опустив щипцы в ее шерсть, резко рванул ими назад. Собака, взвизгнув, успокоилась и положила свою морду на лапы.
– Вот смотри. – Чиж протянул щипцы Михаилу, а сам, взяв с табуретки вату с йодом, начал смазывать собаке рану.
В щипцах была зажата какая-то то ли кость, то ли сук от дерева, но потрогать пальцами это Михаил не решился, уж больно неприятные чувства она вызывала.
