2
После легкого ужина Владимир предложил Михаилу спуститься в подвал.
Филиппов хорошо знал это место – подвал, состоящий из трех небольших комнат, в нем всегда он чувствовал себя как-то неуютно – сырость, низкий потолок давит на сознание, будто в карцере находишься. В первой комнате – бутыли с соками брусничными, клюквенными, малиновыми, смородиновыми, грибы маринованные, икра овощная и грибная… Всего и не перечислишь.
В комнате напротив хранилище картофеля, моркови, капусты, свеклы, консервов мясных и рыбных, грибных. В ту комнату Михаил не любил заходить, и не из-за холода, а из-за чувства скованности в ней, будто в преисподнюю попадал. Кругом сыро, воздух липкий, лицо растягивает, словно в паутину оно попадает. Может, сейчас и не так, Чиж, как обещал, вентиляцию в подвале сделал. Из чего, интересно? Подвал находится под жилым домом, в его середине, насквозь же не потащишь из этого подвала трубы. Осмотрелся по сторонам: нет труб, значит, все там так и осталось. Тем более под той подвальной комнатой холодильник у Чижа есть, подвал метров на шесть ниже. Там ледовая камера круглый год, натуральная, и хранит он в ней и мясо, и рыбу. И куда ему столько?
Хотя это как сказать. Они нескупые, всегда готовы помочь знакомым, если у кого-то из них проблема с финансами, так принесут продуктов: картошки, лука, рыбы, мяса, консервов. Так и семье Михаила они помогли в позапрошлом году. Зарплата у Мишки упала, гонорары – тоже, так Вовка тут же, как волшебник, всего привез ему на своем старом четыреста двенадцатом «москвиче». Раза три приезжал, пока не заполнил всю квартиру Михаила и картошкой, и консервами мясными, грибными, морковью…
И когда он все это заготавливать с женой успевал? Правда, некоторые бутыли у него хранились уже много лет, но не пропадали, температурный режим все сохранял.
– Пойдем, пойдем, – наставительно подтолкнул к открытому подвалу Михаила Чиж. – По лестнице из двадцати ступенек он, несмотря на свой шестидесятипятилетний возраст, спустился, как белка с дерева, легко и быстро. А вот Михаил чуть не споткнулся о третью ступеньку, да повезло – было за что уцепиться обеими руками и удержаться – за дверцу подвала.
В овощную комнату не зашли, через хранилище соков Чиж потащил гостя в следующее помещение, где занимался обработкой шкур. У левой стены стоят три деревянные бочки, плотно закрытые крышками. Ткнув рукой в первую, Чиж сказал:
– Витькина жена заказала десять шкур медвежьих, рысьих, росомах для своих ресторанов, оладь ей в душу. Здесь две медвежьи шкуры лежат, позже займусь ими, пусть солятся, уж больно жирные, оладь им в душу. А там, – он показал рукой в угол комнаты, – шкура росомахи и рыси, той самой, что Цэску поцарапала, оладь ей в душу.
– Браконьеришь?
– А как жить в этом мире, нищенствовать на пенсии, что ли, оладь им в душу? – резанул в ответ Чиж. – Сам-то писака, а живешь впроголодь. Что, не так?
– Да, Володя, не обижайся, – вздохнул Михаил, – это я так, к слову.
– Ладно, нашел к чему липнуть. На медведя у меня лицензия была, второго с Саней добыл, что плотником в СМУ-2 работает. Подарил он ее мне, оладь им в душу. Со своим выводком наступил на медведицу, та всех щенков, кроме Цэски, задрала и идет на меня, оладь ей в душу. Я ее из карабина – первым патроном, вижу, в сердце попал, потом – вторым. Вот, оладь ей в душу, как железная, прет и прет на меня. Так уже не думая, остальные все пули в ее грудь вложил, в двух метрах от меня упала! Все, думал, последняя охота, а сам и шелохнуться не могу, прирос к земле. А когда упала, сам рядом с ней.
