И снова время растянулось. Тесфаус медленно вернулся в дом. Снял с крючка на стене старую суконную отцовскую якку, обул башмаки, взял кожаные пигги с ремешками до самого верха голенища, тоже доставшиеся от отца. Сейчас лето, в них жарковато, но Тесфаус делал то, что велело наитие. Взял тёплый плащ и оглянулся на стоявшую на столе корзину. Одна из двух, собранных ночью матерью, вторую она забрала. А в этой… Он заглянул внутрь. Там лежали завёрнутые в полотно лепёшки, сушёная рыба и ещё какая-то еда, но Тесфаус не стал рассматривать.
Его оглушило догадкой. Мать знала всё наперёд и собрала ему это. Снова зазвучал её голос, но совсем тихий. Слова немного скомканы, со стоном: «Сынок, беги… бе-ги».
Тесфаус схватил корзину и метнулся к дверям, за которыми странно разбушевался ветер. Тесфаус услышал приближающийся гул и крики людей. Они шли к их с матерью хижине, но пока скальный выступ скрывал идущих.
Тесфаус рванул за угол дома и побежал к стоящим вверху в отдалении раука́рам. За первой же группой скалистых столбов он спрятался и остановился отдышаться от подъёма. Выглянул из-за камня. Толпа жителей дорпа вышла из-за выступа, первые из них уже ринулись в хижину. Тесфаус понял, что надо бежать. Осторожно проскочил к следующей группе раукаров. В любой момент толпа догадается, что он скрывается здесь, и тогда несдобровать. Тесфаус проскочил к следующим камням и услышал крики. Значит, поняли, что он здесь. Но у него уже есть опережение по времени, и отдышался от подъёма. Теперь можно не скрываясь бежать в ближайший лес. Там он знал каждый куст и найдёт, где спрятаться.
Выглянув из-за ра́ука, увидел пару добровольцев, направляющихся в его сторону. Тесфаус выскочил и побежал.
Снизу раздались крики, но он уже не оглядывался. Вот спасительный лес. Тесфаус, скинув башмаки, сунул вещи под раскидистый куст и сгрёб на них прошлогоднюю листву. Сам подскочил к высокому дубу и ловко взобрался. Укрытый в густой кроне, Тесфаус смотрел на двух преследователей, мечущихся между деревьями.
Мужчины остановились почти рядом с дубом и выругались, что упустили беглеца. А Тесфаус, не отрываясь, смотрел на красно бурые пятна на одежде одного из них. Он почувствовал, что это кровь матери. Снова время замедлилось, Тесфаус закрыл глаза. Перед внутренним взором появилась плывущая картинка.
Вот мать выходит из хижины Грахто и сообщает, что его сын родился мёртвым от удушения пуповиной. Грахто вопит и кидается на неё с кулаками. Из домов выходят люди и бегут к ним. Грахто кричит, что повитуха – колдунья, и ей понадобился младенец для жертвы. Люди хватают мать и тащат за волосы по земле. А она не сопротивляется. Все бросают камни в мать. Тело её окровавлено. Она лежит неподвижно, и Тесфаус снова слышит слова: «Беги, сынок, беги!»
Тело матери волокут, оставляя кровавую дорожку на каменистом берегу. Эти самые двое, стоящие сейчас под дубом, затаскивают тело в лодку, отплывают подальше и скидывают его в воду.
Тесфаус открыл глаза. Мир вокруг обагрился. Кровь пульсировала в висках, пытаясь вырваться наружу.
Преследователи ушли, а Тесфаус сидел на дубе, не в силах сдвинуться с места. Солнце окончательно скрылось, лес медленно поглощала тьма. Шелест листвы закрадывался в сознание Тесфауса зловещим шёпотом: «Прощать нельзя… Отомстить…»
Тесфаус спустился, достал из-под куста башмаки и обулся. Поднял голову и увидел шар луны, зацепившейся за вершину дуба, на котором он только что сидел. Тени на огненном шаре двигались, складываясь в слова: «Прощать нельзя».
