– Нет.
– Почему? – её голос стал почти детским.
– Ты мне ещё понадобишься, – произнёс он наконец. Тихо. Без злобы. Почти нежно, но эта нежность была холодной, как стеклянный край ножа. Мэри вздрогнула. Он ушёл. Мэри осталась в зеркале, будто в клетке, и только проревела, словно именно детям:
– Он не ваш спаситель. Он режиссёр. А вы – новое шоу.
Её никто не слышал и вряд ли когда-нибудь услышат. Когда фокусник вошёл в гримёрку, дети сидели молча. Мия в старом кресле, сжалась в клубок, будто пыталась стать меньше. Эд у стены, настороженно следил за дверью, не сводя с неё взгляда. Они оба сразу повернулись к нему. Адам выглядел уставшим. Рубашка была порвана, на лице засохшая кровь. Но он держался ровно. В его жестах не было ни страха, ни паники, только молчаливая решимость. Всё, как всегда.
– Всё в порядке, – произнёс он тихо. – Она ушла.
Ни оправданий, ни объяснений. Просто факт. Как будто всё происходящее – обычное дело. Он быстро оглядел гримёрку, провёл пальцами по раме зеркала, будто проверяя, не осталось ли за ним угрозы. Потом взял со стола чёрный платок, вытер щёку и, небрежно смяв его, оставил там же. Мия не сказала ни слова. Но запомнила. Как он вошёл. Как посмотрел. Как не сказал ничего лишнего. Эд молча кивнул, хотя внутри у него всё сжималось от тревоги.
– Нам нужно идти, – коротко сказал Адам.
Он первым открыл дверь. А в зеркале, оставшемся за спиной, мерцали пустые отражения. Вторая дверь открылась.
После того как лабиринт зеркал сомкнулся за их спинами, оставив странный гул в ушах, Эд не мог отделаться от чувства, что кто-то, или что-то всё ещё следит за ними. Его пальцы сжимали руку сестры, но в груди уже кипело другое – тревога, злость и нарастающее подозрение.
– Мистер Адам… – выдохнул он, не двигаясь с места. – Что это за место? Что здесь происходит?
Фокусник, казалось, не услышал. Он продолжал идти, не оглядываясь, будто вопрос Эда был пустым звуком.
– Эй! – жёстче сказал Эд. – Я серьёзно. Мы не сделаем ни шага, пока Вы не скажете, что вообще здесь творится.
Мия тревожно посмотрела на брата, затем на фокусника. Эд крепче сжал её ладонь, словно сам себе придавая уверенности. Он остановился. И Мия – вместе с ним. Адам замер. Его лицо оставалось спокойным, почти безучастным, как у актёра, повторяющего уже сто раз сыгранную роль. Он просто пошёл вперёд, молча, без оглядки, будто дети были чем-то само собой разумеющимся. Будто они шли за ним не потому, что доверяли, а потому, что так надо. Эд застыл на месте. Сердце било в груди, как пульс света в стеклянных стенах. Он вцепился в руку Мии и смотрел, как фокусник с каждым шагом всё дальше уходит в пустоту зеркальной залы.
– Он…оставляет нас? – Мия испуганно дёрнула брата за рукав.
Эд не ответил. Перед глазами резкая вспышка: ярмарка, ночь, кромешная тьма, туман, извивающиеся тени, острые зубы, вонзающиеся в плоть. Они тогда бежали наугад, слепо, почти с криком. Он вспомнил, как держал Мию на руках, как воздух становился вязким, как что-то пыталось утащить. Это чувство вернулось сейчас. Он знал, что, если останется здесь один, если фокусник уйдёт по-настоящему, тьма снова оживёт. И тогда всё повторится. Он сглотнул. Рука сжалась вокруг пальцев сестры. Мальчик сделал шаг – один, тяжёлый, будто переступил через себя. Потом ещё один. И ещё. Мия послушно пошла за ним, всё ещё оглядываясь назад на зеркала, в которых ничего не отражалось. Эд догнал фокусника и встал перед ним.
