– Могу я получить ответ на свой вопрос? – голос Эда дрожал, но звучал твёрдо. – Мы не можем просто вот так вслепую лезть в каждую следующую тьму.
Адам остановился. Повернулся медленно, его лицо оставалось непроницаемым. Ни раздражения, ни сочувствия – только усталое равнодушие.
– Вы так и будете молчать?! – Эд шагнул вперёд. – Мы вам не слепые котята. Мы не игрушки!
Мия сделала шаг к брату, осторожно взялась за его локоть. Эд обернулся к ней, быстро, будто забыл на секунду, что она рядом. И в этот миг в её взгляде он увидел знакомое, ту же тревогу, что жила в нём самом. Она просто держалась за него, потому что если и рушится, то не в одиночку. Адам выждал паузу, потом спокойно ответил:
– Ещё рано, паренёк. А сейчас – просто доверьтесь.
Эд стиснул зубы. Его кулаки дрогнули, но он не сорвался. Он только повторил, почти себе под нос:
– "Просто доверьтесь"? – Он посмотрел на фокусника, будто пытался пробить взглядом насквозь. – Легко сказать, когда всё знаешь. А если мы опять окажемся в ловушке? Одни. Без выхода. Тогда тоже скажете – «ещё рано»?
Мия отвела взгляд, но только на секунду. Это бесстрастное спокойствие в голосе Адама тоже начинало её раздражать.
– Вы всегда так отвечаете? – тихо, но неожиданно чётко спросила она. – Когда кто-то боится, когда кто-то хочет понять? Просто говорите: «Доверьтесь»?
Фокусник посмотрел на неё. Медленно. Как будто удивился. Мия продолжила, уже чуть громче:
– Это не ответ. Это как будто Вы от нас отстраняетесь. А мы ведь не просто багаж, который Вы тащите за собой. Мы тоже чувствуем.
В её голосе всё ещё звучала детская мягкость, но под ней зародыш твёрдости. Той самой, что вырастает, когда ребёнка слишком долго держат в неведении. Эд снова посмотрел на сестру. В его взгляде мелькнуло что-то новое – гордость. Или просто удивление, что она сказала то, что он сам не смог сформулировать. Адам ничего не ответил. Только слегка опустил глаза и направился к дверному проёму. А за ним тьма, снова зовущая и снова без объяснений. Мия вжалась в плечо брата. Он чувствовал, как она дрожит. И сам тоже. Но теперь выбора не было. Если бы он снова остался, снова начал спорить, Адам просто ушёл бы. А остаться в этом месте без него, без хоть какой-то опоры было страшнее, чем идти в темноту. Фокусник обернулся, указывая вглубь зала. В дальнем углу зиял дверной проём. За ним ничего. Лишь глухая, живая тьма. Плотная, как воск, и такая же липкая. Она дышала. Она звала. Адам подошёл и протянул руку, строгий взгляд будто приказывал – шагайте. Эд, сжав сестру в объятиях, колебался. Потом протянул руку в ответ. Мия заглянула в проём и тут же отпрянула. Она остановилась перед дверным проёмом, будто упёрлась в невидимую стену. За гранью только тьма. Никаких очертаний, ни звука, ни тени. Только вязкая, живая пустота. Её дыхание сбилось, грудь сжалась, как от холода, но холод был внутри. Руки задрожали, губы приоткрылись, но она не могла вымолвить ни слова. Тело знало этот страх лучше, чем разум. Узнавало его. Признавало. Она покачала головой, слёзы выступили на глазах. Эд обернулся к ней:
– Всё хорошо, мы вместе…
Но она уже была в другом месте, в своём страхе, в воспоминании, где темнота была настоящим врагом. И теперь она отказывалась идти. Адам нахмурился, посмотрел на девочку, потом в проём, потом снова на Мию. Слёзы уже блестели на её щеках. Эд обнял крепко её, как тогда.
