Под куполом цирка - страница 8
– Эд, ты видел?
Он уже знал, о чём она. В одном из зеркал блеск глаз, красных, бесчеловечных. На миг исчезли. Словно змеиный лик проплыл по стеклу, не задерживаясь ни на секунду.
– Зеркала! – прокричал Адам. – Она движется по ним.
Всё пространство начало искажаться. Зеркала вздрагивали, отражения сливались и рассыпались, будто змея сама становилась их частью. Где-то рядом лёгкий шорох, почти ласковый. Где-то впереди треск, как от удара хвоста. Змея не просто преследовала их. Она играла.
– Назад! – крикнула Мия и потянула Эда в сторону и вовремя. В зеркале, рядом с которым они только что пробежали, раздалась трещина, и оттуда вырвался язычок красного пламени, как всплеск яда, но уже не иллюзорного.
– Она может атаковать изнутри зеркал! – снова крикнул Адам.
Зеркала дрожали. В отражениях бесконечные их двойники, бегающие, падающие, кричащие, а за каждым скользящая змея. Много змей. Но только одна настоящая. Остальные лишь её отражения.
– Нам нужно укрытие. Где нет зеркал! – Эд с трудом перебрасывался через собственное плечо, оглядываясь.
И в тот момент, когда казалось, что выхода нет, Мия увидела: в одном из поворотов – старая деревянная дверь.
– Там! – закричала она, и все трое рванули к ней.
Позади глухой взрыв. Одно из зеркал лопнуло, и сквозь осколки выползла чешуйчатая пасть. Она щёлкнула зубами в воздухе, почти задев Адама. И снова исчезла, растворившись в стекле. Дверь захлопнулась изнутри. Темнота. Запах пыли и старой древесины. Впервые за долгое время тишина.
– Она не может пройти сюда? – нервно спросила Мия, прислонившись к стене.
– Временно, – сказал Адам. – Она найдёт способ. Но мы выиграли немного времени.
Эд присел на колени, всё ещё дрожа. Он знал: это не конец. Это начало охоты. И Мэри больше не улыбается. Теперь она голодна. Гул в ушах утих. Темнота наполнилась пылью и запахом старого грима, прогорклых духов, чуть сладковатым, как у засушенных цветов. Здесь было прохладно и тихо, как в музее забытых лиц. Гримёрка. Занавески из тяжёлой парчи, потемневшее зеркало, не отражающее уже ничего, исписанное выцветшими надписями помадой. Пёстрые перья, растрёпанные парики, порванные перчатки, бутылочки без этикеток. Всё было в беспорядке, как будто хозяйка покинула это место навсегда. Пыль в гримёрке оседала медленно, словно даже она боялась тревожить тишину. Мия шарила взглядом по стенам, по прилавку, по вещам, будто искавшим прежнюю жизнь. Что-то в этой комнате отзывалось неприятным холодом внутри, словно здесь не раз кто-то плакал. Или исчезал. Эд наклонился над рассыпавшейся стопкой фотографий. Из-под одной, полуприкрытой уголком засаленного письма, выглядывало лицо. Женское. Светлые волосы, уверенная улыбка. Мэри. Живая. Неживая. Сложно понять. Рядом с ней – мужчина. Мия заметила фотографию на секунду позже. И почти сразу, как Адам шагнул вперёд. Резко, непривычно. Его рука накрыла снимок, словно пряча не просто изображение – воспоминание, слишком тяжёлое, чтобы делить его с кем-то ещё. Без слова он выпрямился, аккуратно сложил фотографию пополам, спрятал во внутренний карман. Спина его оставалась прямой, но плечи дрогнули. Лишь на миг. Он даже не посмотрел на детей. Сделал вид, что они этого не видели. Что ничего не случилось. Мия не произнесла ни слова. Только посмотрела. Внимательно. Долго. Слишком долго. А потом опустила взгляд, будто ничего не произошло. Но внутри, в её тихой, зоркой памяти, сцена зафиксировалась. Мия ничего не сказала, но теперь она слушала его иначе. Тишина в гримёрке была зыбкой, как дыхание сквозняка. Но вдруг она сжалась в точку. Где-то глубоко в коридорах зеркального лабиринта снова донёсся шорох. Он не был громким, скорее, шелестящим, как если бы кто-то провёл ногтями по стеклянной поверхности изнутри. Едва слышно, но достаточно, чтобы кожа на затылке покрылась мурашками. Адам застыл. Его лицо изменилось, не страх, а сосредоточенность, напряжение, словно он почувствовал чьё-то присутствие, прежде чем услышал его.