Под покровом тайги - страница 32

– Этот дом, будет нашим. Постановлением ЦК, мы имеем право размещаться в любом, пригодном для проживания жилье. Тебе нужно освободить его до лета, а, если будешь против, – Пётр подошёл к Ивану. – Я тебя «шлёпну», – он достал из кобуры «маузер» и помахал им перед лицом Шапкина.

– Конечно, освобожу, Пётр Васильевич, – заверил лавочник, а сам подумал: «Я освобожу его, ещё раньше. Хорошо, что я решил уезжать отсюда, нас рассудит время».

– Вот так-то лучше, – пряча пистолет в кобуру, вымолвил Пётр, и отошёл к своей спутнице, которая стояла и слушала их перепалку.

– Пойдёмте, Люба – один дом мы, уже нашли, – обратился он к женщине, и пошёл за ней к выходу.

Они вышли. Шапкин долго стоял, смотря им в след, пока из этого состояния его не вывел Павел Семёнович Карцев. Павел Семёнович был помещиком средней руки. В его подчинении находились поля под посевы, домашнее хозяйство было, не слишком большим, но добротным. Свою семью он очень любил, можно сказать, души в ней не чаял, а, вот с наёмными рабочими был строг. Мог накричать, если не справлялись мог и ударить, а мог и поставить бутылку, за хорошо выполненную работу. Он был строгим, но справедливым хозяином. Иван не мог знать, что примерно, через год, Карцев погибнет. Павел Семёнович, в одночасье потеряет всё: спокойствие, семью, крышу над головой и жизнь. Продотряд заберёт у него всё. Озверев на власть, он подастся в тайгу, к таким же обиженным властью как он. Вступит в отряд, чтобы беспощадно убивать продотрядовцев. Однажды, их отряд вступит в бой с регулярными частями Красной Армии. Ещё не много и «большевики» бы не выдержали и побежали, но к ним на помощь подоспела артиллерия. Мятеж был подавлен. Одним из осколков, был смертельно ранен Карцев, а сейчас, ещё живой, он спросил у Шапкина:

– Что-то, Иван Фёдорович, у тебя и выбора никакого нет. Всегда у тебя селёдку брал, а тут и её нет.

– Холодно было, вот и не ездил в город за товаром, – выкрутился Иван. – Поеду, только в начале марта, – добавил он.

– Сам в Енисейск поеду, накуплю всего, что надо. А селёдочка у тебя была отменная, жирная, большая. Она первая закусь на столе, – сказал Павел Семёнович, так и не купив ни чего, направляясь к выходу.

Шапкин молча стоял, смотря на спину Карцева, его мысли были заняты другим. Помещик остановился перед дверью, бросил взгляд на полки, подумал о чём-то, и открыв дверь, скрылся на улице.

Постепенно, сани Шапкиных наполнялись вещами. Митрофан Петрович таскал коробки, ящики и ящички, укладывал чугунки и кадушки, клал «железную» мелочь, складывал тёплую одежду. Ему помогали мужчины Шапкиных: Иван и его сын. Стёпка подкармливал животных, а Иван Фёдорович, то же носил в сани вещи, укладывал их покрепче, чтобы при езде не упали. Совин, тоже, крепко-накрепко привязывал клетки с животными к саням, они могли сдвигаться внутри, а он хотел, чтобы они не двигались и не мешали людям. Иван сел на край саней и закурил, после чего обратился к Петровичу и Степану:

– Осталось перенести то, чем мы пользуемся сейчас, но этим мы займёмся в последний день.

Он расстегнулся, от его разгорячённого работой тела, шёл пар.

– Согласен с тобой, – произнёс Совин и как Иван, тоже сел в сани.

Степан продолжал кормить животных. Он слышал, что говорил отец, но, чтобы не мешать взрослым, не встревал в их разговор.

У всех переселенцев шла, не приметная на первый взгляд работа. Кто-то складывал коробки, кто-то занимался сеном, кто-то грузил вещи, а кто-то укреплял клетки. Высокие, деревянные заборы, позволяли это делать без опаски быть увиденными соседями. Оставалось три дня до отъезда в неизвестность, но каждый ждал этой минуты. Там, куда они поедут, переселенцы будут работать как проклятые, но работать на себя, а не на власть – какой бы она не была.