Под стрелами Амура - страница 3
– Серега, я пройдусь немного, осмотрю окрестности, хорошо?
– Хорошо, только недолго, – он кивнул в сторону Виталика, – скоро заработаем на второй заход.
Кроме моих знакомых на площадке недалеко от консерватории сидели еще несколько творцов в ожидании клиентов. Я прошел между рядами уставившихся на меня со всех сторон атлетически сложенных Шварценеггеров и Ван Даммов, блондинистых Монро и голубоглазых принцесс. Иногда на меня смотрели и наши звезды – дикие Русланы и кудрявые Киркоровы. Завлекающие рекламные портреты были выполнены неплохо, но они никогда не соответствовали тому уровню, на котором рисовали обитающие здесь художники. А у большинства, за исключением немногих, уровень был довольно низким. В основном, тут сидели самоучки, не имеющие художественного образования, набившие руку на копировании знаменитостей из гламурных журналов. Клиентами этих «портретистов» были праздно шатающиеся провинциальные зеваки и заблудившиеся туристы. В принципе, заработок здесь был неплохой. Нарисовав два-три портрета, можно было хорошо выпить и закусить, что большинство и делало, да еще и неплохо пополнить семейный бюджет.
Я вспомнил небольшой городок Свиноустье на севере Польши, у границы с Германией, куда меня затащил Сергей рисовать аборигенов. Он до того уже один раз там побывал и уговорил ехать с ним, довольно заманчиво обрисовав обстановку. В действительности же все оказалось не так радужно, как он расписывал. Постоянно возникали проблемы с местом, где можно было расположиться рисовать. А ставить этюдники разрешалось только на частной территории – в этом плане поляки оказались редкими жлобами. После щедрой поляны, которую мы накрывали, хозяева кафе и торговых точек с удовольствием выделяли нам место для заработка. Однако через несколько дней, прикинув наши доходы, которые в разы превышали их собственные, они нас выгоняли, не объясняя причину. Но мы-то знали, что причина была одна – зависть. В конце концов мы нашли место на набережной, где нас уже никто не трогал.
Моя карьера начинающего художника-портретиста была и удачной, и не очень. У меня неплохо получались мужские портреты, а вот с женскими и детскими были проблемы. Я, как архитектор по профессии, рисовал жесткими и прямыми линиями, как нас и учили в институте. Мужской половине это нравилось, потому что моя манера рисования придавала их лицам дополнительного мужества и твердости. А вот женщины, увидев законченный рисунок, впадали в уныние – они обнаруживали на портрете своего двойника, только лет на десять старше. Видя, что с детской и женской клиентурой у меня не складывается, я перешел исключительно на мужскую аудиторию, жаждущую увековечить себя в черно-белом рисунке. После этого мои заработки упали, но я знал, что сделал правильный выбор, поскольку всегда терпеть не мог халтуры, и, если у меня что-то не получалось, просто этим не занимался.
Собратья по карандашу – а нас тут было человек десять – посмеивались над моей щепетильностью и стали посматривать на меня с некоторым превосходством. И в итоге мне это изрядно надоело.
В один из редких дождливых дней мы почти в полном составе собрались в баре и, пережидая дождь, попивали пиво. Андрей, наш земляк из Киева, окончивший какой-то техникум по ремонту холодильных установок, а сейчас открывший в себе художника, разглагольствовал о специфике уличного портрета и, явно обращаясь ко мне, сказал: «Зачем это высшее образование? Я вот и без него научился рисовать!» «А ты уверен, что умеешь рисовать?» – спросил я его. «Конечно, и получше некоторых образованных!»