Подругу приволокли на тот же аукцион, что и меня, а по жирно замазанной скуле, по тусклому взгляду и по неуклюжей походке, я поняла, что за стенкой с другими девушками сидела Эля, и ей повезло меньше, чем нам.
Нас по очереди выводили на подобие сцены, перед которой сидели в креслах жаждущие купить рабынь для утех. Заставляли покрутиться, изобразить что-нибудь под восточную музыку, оголить грудь или задрать невесомую юбку. Со стороны кресел раздавались короткие приказы, которые дублировались для нас на русском языке. Под действием укола мы исполняли команды, как послушные зверушки, и по довольным взглядам восточных мужчин было видно, что им нравится наша покорность.
После показа меня привели в небольшую комнату без окон, опустошили очередной шприц, и свет померк. Проснулась в предрассветных отблесках утреннего солнца, отлипшего от земли и всползающего на небо. Полумрак медленно рассеивался от золотистых лучей, обстановка комнаты отчётливее выплывала из густой тени. Я находилась в спальне, в снятом Тимофеем доме, и этот кошмар был сном или видением из прошлого.
Теперь я поняла, как попала сюда, видела, как беспощадно меня продали за деньги, узнала, как зовут погибшую сестрёнку, но всё ещё не вспомнила себя. Ни имени, ни рода, ни прошлой жизни до рокового вечера, ни прошлого после него. И ещё у меня была подруга, которая тоже попала в беду, поддавшись флирту симпатичного гида.
С кухни послышался приглушённый кашель, матерный бубнёж Тимофея, тонкое дребезжание ложки о стеклянные края стакана. Тим наливал себе кофе, потирал раненое плечо и ругал, по чём свет стоит, охреневших уродов.
Выглядел он уставшим, измыленным и чрезмерно возбуждённым. Дикий блеск в глазах, красные пятна на щеках и шее, дёрганные движения с замедленным окончанием. У меня создалось ощущение, что он принял на душу, либо плавится от температуры. Подошла, дотронулась до руки и отпрянула. Тим горел, от него исходила мелкая дрожь, а солнечные лучи подсвечивали волоски, вставшие дыбом.
– У тебя температура, – испуганно ахнула, отступая и ища для тела опору. – Надо в кровать. Вызвать врача. Господи. Мы не можем вызвать его. Что болит? Горло? Кашель? Живот?
– Не волнуйся, – одёрнул меня Тим. – Всего лишь воспалился шов. Надо принять антибиотики и поспать.
На этих словах мужчина пошатнулся, снёс чашку рукой, завалился на столешницу и плавно осел на пол.
14. Глава 14
Ева
Откуда у меня взялось столько сил, чтобы доволочь такую тушу до кровати и затащить на неё? Сколько в нём кило? Сотня? Больше? Мне казалось, что слоны легче, чем бравый солдатик Тимофей, раскачавшийся в спортивном зале и отъевшийся на сух пайке. Трясущимися руками сдирала с него футболку и осматривала плечо. Место ранения выглядело ужасно. Опухло, покраснело, кривые швы до посинения врезались в плоть, а при надавливании выделялась мутная жидкость.
– Антибиотик. Надо дать антибиотик, – сглотнула тошноту, застрявшую в горле от увиденной раны и слабого, сладковатого запаха, потянувшего от неё. – Где он?
Аптечку нашла в рюкзаке, а дальше произошла заминка. Непонятные ампулы, пузырьки, шприцы, знакомая, изогнутая иголка, нитки. Какие из них антибиотики и куда их надо колоть? Молотило не по-детски. Может в прошлой жизни я знала, что с ними делать, но сейчас бестолково тыкалась мордой, словно слепой котёнок.
Мужчина мучительно застонал, скривился, тяжело задышал, и мне показалось, что ещё пара минут промедления и от него пойдёт пар. Схватила самую большую ампулу, набрала в шприц и застыла над больным. Куда? Как? Мне нужна была хоть какая-нибудь подсказка.
