– Где это – в сети? – не понял я.
– В смартфонах этих.
– В смартфонах?
– В виверах этих, мать их ети!
– В которых они деградируют?
– Ну да… деградируют. А мы тут типа развиваемся!
– А тётю Клаву Москва такой сделала?
– Москва, да не наша, настоящая. Денег больше захотела. Оцифровали её. Всех нас оцифровали, а потом выбросили.
– Как это – оцифровали?
– Всё, кончай перекуривать! Работать надо!
– Я не курю.
– Вот! Кто не курит, тот работает.
На площади перед церковью уже собиралась толпа. Посредине весела на столбе железяка, по которой колотили другой железякой, поменьше. Это когда нужно было всем собраться или чей-то дом горел. Зазря народ давно не звали. За это Леший руку Мишке отрезал, когда тот по пьяни стал по железке молотить. Жалко руку.
Чтобы всё в подробностях рассмотреть пришлось проталкиваться. Хорошо, что мою Люську люди побаивались и пропускали. У самой площади уткнулись в две огромные неприступные спины в просторных рубахах небелёного льна. Одна спина, если смотреть сверху вниз, начиналась выше моей головы с толстой шеи, воткнутой в покатые плечи и расширялась жирными боками. Вторая не уступала в высоте, но плечи у неё были широкие, а вниз она сужалась перевёрнутым треугольником. Венчали спины одинаково нечёсаные головы, до глаз заросшие бурыми бородами. Братаны Потаповы, Ерофей и Кузьма. Коренные москвичи. Эти не пропустят. Могут и накостылять. Мы с Люськой свернули в сторону и протолкались поближе. По толпе пробежал шёпот: «Ведут».
Видно было хорошо даже не в первом ряду. Это из-за нас с дедом Серёжей! Не совсем, правда, из-за нас. Помост староста придумал. Но сколотили-то мы.
А вот, кстати, и наш, неизменно выборный год от года, глава, настоятель церкви Пантеона, отец Рифат ибн Джебраил со своим неизменным посохом. Седые волосы и борода скрывают яркую вышивку по вороту праздничной, в честь русальей недели, рубахи. Если отец Рифат был похож на крупного матёрого ежа, то пружинисто шагнувший на помост человек, напоминал скорее шерстистого варана, всегда готового к атаке. Пониже Рифата ростом, голова лишена растительности кроме бровей и ресниц. Холщёвая короткая куртка и свободные штаны ладно сидят на тренированном теле. Именованные звери и в лесу редко посягают на территорию друг друга: гадательно, чья возьмёт. Так и в Москве. Поди разберись, кто главнее – Леший или батюшка. Номинально – староста. Отец Рифат за веру отвечает, а Леший вообще доктор. Веруют и болеют не все и не постоянно, но эту парочку вся Москва слушает и побаивается. По сравнению с ними староста в своём не по погоде надетом малиновом армячке выглядел простым бурым мишкой. Ну да ладно с ними, с главнюками. Не за тем собрались. Отец Рифат запел своим чарующим альтом:
– Я есть Альфа и Омега, Ом Мани Падме Хум…
Как раз грибники выволокли на всеобщее обозрение сегодняшних звёзд – туристов. А кто же ещё их мог поймать? Грибники и туристы – главные поставщики свежего генофонда. Грибники – чаще: русалки не всегда доводят. Суровые мужики и бабы, управляющиеся с волокушами, полными пудовых груздей, когда-то и деда Серёжу у ежа-шатуна отбили. Одна колючая тварь его крепко за плечо прихватила. Долго не заживала рана, гноилась. Я шрам видел, когда в бане мылись.
Отто, Матрёна и Ильхом вывели двух парней и девушку, примерно моего возраста в ярких, явно не социальных, куртках. Руки у туристов были связаны за спинами. Девушка кричала:
