Подлинная царица - страница 10

Впоследствии тетя Нина стала фрейлиной императрицы Марии Федоровны, а затем Обер-гофмейстериной двора Великой княгини Елизаветы Федоровны. Великая княгиня очень привязалась к моей тетушке, а после ее кончины обратилась к моей матушке с просьбой занять место покойной сестры. По семейным обстоятельствам матушка отказалась от этой чести, но нередко навещала Великую княгиню и ее супруга, Великого князя Сергея Александровича. Помню мамин рассказ о том, до чего же убивалась Великая княгиня после трагической смерти мужа и как, отрешившись от мирских радостей, стала настоятельницей основанной ею Марфо-Мариинской обители в Москве.

Детство мое прошло главным образом в поместье бабушки. В Ревовке мы жили довольно патриархальной жизнью – простой и размеренной, – которой – увы! – не суждено вернуться. Мне, русской, очень больно сравнивать тогдашних крестьян с нынешними. Обычно крестьянин был добр по природе и совершенно невежествен. Дать ему образование оказывалось делом чрезвычайно сложным. Всякий раз, как бабушка пыталась уговорить крестьян, арендовавших у нее землю, отдать своих детей учиться, она получала неизменный ответ: «Грамота мужика не накормит. Наши родители прожили без грамоты, проживут и наши сыновья». Вера в аристократию была у них безграничной, во всем крестьяне полагались на своих помещиков. Но, на свою беду, русский крестьянин подвержен воздействию разных краснобаев и бумагомарак. Этим-то и объясняется невероятный успех революционной пропаганды и лживых обвинений, распространявшихся в обществе с целью подорвать престиж царской семьи в глазах простого народа. Не могу не признать и нашей вины в том, что мы не попытались бороться с этой опасностью, хотя и знали о ее существовании.

Единственной прослойкой общества, которая пыталась с помощью контрпропаганды устранить источник опасности, были так называемые «черные сотни». Попытки этих людей оказались безуспешными, они не получали никакой поддержки по той простой причине, что никто не верил, что масса народа может восстать. Русские аристократы, будучи не в состоянии преодолеть классовые предрассудки, исполненные граничащей с самоуверенностью веры в самих себя, подобно французским аристократам 1789 года отказывались признавать и даже допускать, что их положение может оказаться шатким!

Крестьянин юга России, каким я его знала, обладал поэтической, бесхитростной душой. Мы часто наблюдали после ужина, как селяне выгоняли своих лошадей на наши пастбища, как сковывали им ноги цепями, чтобы те не убежали. Все эти работы неизменно сопровождались пением, потом крестьяне плясали под лунным светом, заливавшим окрестные луга и леса. Жителям Ревовки были присущи многие своеобразные обычаи, о которых будет любопытно узнать английским читателям, которые видят в России нынешнего дня нелепое, ядовитое образование, а не орхидею, выросшую среди вечных снегов, – сравнение необычное, но, на мой взгляд, верное. Во многих отношениях наша страна представляла собой экзотическое явление: сверхутонченность уживалась с невежеством, а чуть ли не восточная роскошь соседствовала с бедностью. Это была страна крайностей, где эмоции и страсти или же не знали предела, или же подавлялись с неслыханной жестокостью.

Было время, когда невозможно было представить себе, чтобы наш семейный кучер, который всякий раз поворачивал лошадей назад, домой, лишь потому, что на дороге ему встретилась белая собака, мог стать большевиком, которому ничего не стоило зверски убить своих хозяев, вместо того чтобы уберечь от несчастья, которое приносит встреча с предвестником беды!