Подмалевки - страница 9
вольной стихии. Мне из далека
проще вглядеться в российскую ломку.
Как наркоманов, до судного дня
тянущих руки к проклятому зелью,
как голышей, так отжали меня
черные слухи – какое веселье!?..
Лыбиться б подленько: я-де не там,
вовремя смылся, хлебайте баланду
собственной дури – родимый бедлам
не отпускает… Швыряет шаланду
бешеный ветер, почти в тупике
жаждет команда любой перемены
сущего… Мне что в моем далеке,
в тихом раю добровольного плена?
Все мы изгои, но там или здесь
выскребки памяти не зарастают:
вроде, похожие горы и взвесь
та же морская – да нет, не такая!
Не избежать ни сумы, ни тюрьмы,
волны улягутся раньше ли, позже —
жизнь отжимает ненужное, мы
сами с собой расстаемся, но все же
из далека это как-то ясней,
и ощущаешь на собственной шкуре:
не до злорадства, ты сам средь камней,
разворошенных проснувшейся бурей.
Театр абсурда
Я – Сизиф, каждый раз начинаю сначала. Так и не стал взрослым.
Эжен Ионеско
Пролог
Чем дальше, тем менее мир постижим,
все виснет, все вязнет в инерции ватной
сплошных декораций. Лежим ли, стоим,
куда-то идем, а куда?.. Непонятно.
В театре абсурда не по часовой,
а как бы напротив мотаются стрелки
и вместо героя какой-то изгой
маячит на сцене, фантазией мелкой
модель отчужденности: срез, соскребок
инерции слепорожденного быта.
Спасительной свежести хоть бы глоток
за дверью, что к выходу чуть приоткрыта…
Быть может, вернуться, пока гардероб
сдает, и, одевшись, скорее на воздух?
Остаться, чтоб краешком глаза на гроб
у ямы, и вновь убедиться, что поздно?
Три серых стены, то ли трон, то ли стул
на кухне: свобода ширяет по кухням,
где каждый участник спектакля тянул
в нехитрую мудрость – а что, если рухнет
само по себе? С нескончаемых лет —
застывший хронометр да стол колченогий…
Вам автор подскажет: «Герой как портрет
семейный“. – „А дети?“ – „Взамен носороги,
со-спутники бывшие». – «Что он, больной?» —
«Адепт эпидемии: ищет значенья». —
«Какие-то годы прошли за спиной,
какие-то мысли?..“ – „Размыло теченьем
реки тупиковой: родимся – умрем…
На сцене, как в жизни, никчемно и пусто». —
«Мы бились над этим еще с букварем,
но что достигается вашим искусством?
Путей бы каких…“ – „Место из откидных
свободно, присядьте, пристроившись к ряду
таких же зевак, где один из двоих
навечно проникнулся“. – „Если наградой
отгадка…“ – „Да что-то всегда по пятам
крадется, как тьма, что над нами нависла». —
«Куда же зовете?» – «К абсурду от смысла,
а дальше посмотрим, что выпадет вам».
Подобия действа
1
Здесь занавес, видно, совсем ни к чему —
до жути знакома изнанка созданья,
и свет еще больше уродует тьму.
Движухи ни капли – сползли к ожиданью
герои какого-то чуда: Годо,
Христос, Гаутама ли – все в этом роде,
где символ на символе: мир – городок,
мы самораспяты – никто не приходит!
Напрасны потуги – дыра на дыре
от прежних теорий, над пятнами пятна
с текущей бодяги. Веревку скорей
на сук, как Иуда уже многократно,
предавшие что-то Гого и Диди!
Кругом ни души… Хоть бы кошки, собаки
какая-то ласка… Что жди, что не жди —
лишь Поццо слепой в непроснувшемся Лаки.
Снимаем ботинки, затем одева…
Сухая смоковница будто нарочно
покрылось листвой. Завопить бы истошно —
быть может, найдутся та-ки-е слова…
Встать снова на эти ходули? Взглянуть
в последний разок на пустую дорогу?
«Ты, мальчик, расскажешь о нас хоть немного
тому, кто послал?» Отвечает: «Отнюдь…»
2
Вот кто-то подходит, послышалось: бо-о-м-с!..
Две тени, с облезлыми курами схожих,
Похожие книги
В настоящей книге представлены стихи, написанные в 70-90-е годы прошлого века, и совсем недавние – конца 10-х годов века нынешнего. Первые были изданы крошечным тиражом в сборниках «Из семи книг» и «Сыновья» и теперь заново отредактированы автором. Возможно, вместе с последующими двумя сборниками «Век уходящий» и «Диалоги», а также с четырьмя книгами, вышедшими перед этой в «Издательской группе Ридеро», они вызовут интерес у сотен тогдашних студе
Вливаясь в общий поток искусства, каждый художник пытается передать свое видение развернувшейся перед ним панорамы мира. Но как бы он ни старался, цельной картины не получается, так… как бы случайные подмалевки, в которых, однако, иногда прорезываются и какой-то смысл, и какие-то наметки дальнейших путей. Вероятно, это и есть то, что автор хотел бы донести до читателя, если он остановится перед несовершенными набросками без привычной суеты и спеш
Стихи Лазаря Соколовского – своеобразный дневник мыслителя, на страницах которого он размышляет, спорит, ищет ответы на вечные вопросы.
Эта книга раздумий зрелого человека о собственном пути, судьбах предшественников, написанная на очередном рубеже испытаний для страны, отношение к которой не может быть определено настойчивым влиянием извне. В этой книге, как и в предыдущих книгах автора, больше вопросов, чем ответов. Возможно, это будет интересно читателю.
С детства мы все боимся чего-то: то, что видится нам из темноты, то, что иногда приходит во сне, то, что возникает иногда в нашем воображении.... В этом сборнике собраны рассказы, связанные именно с такими ситуациями.
Знаменитый труд великого русского историка Сергея Михайловича Соловьева (1820–1879), является крупнейшим достижением русской исторической науки XIX в. С. М. Соловьев – «первый среди равных», в плеяде блестящих русских историков в которую входят Н. Карамзин, В. Ключевский, Н. Костомаров, А. Пресняков, Т. Грановский, С. Платонов и многие другие. Пятый том обширного 29-томного труда охватывает время правления Великого князя Московского Иоанна III Ва